— Ну тише, — Гилберт прервал его поцелуем, и Феликс ненадолго забыл, о чем только что просил, так ему было хорошо и сладко. — Тише, маленький мой, я тоже соскучился, — Гил зубами потянул на себя мочку, так что по телу Феликса прокатилась новая волна возбуждения. — Но ты же понимаешь, что здесь у нас не получится больше.
Феликс снова прохныкал что-то невнятное, но Гилберт возобновил движения рукой, и тот потерялся в ощущениях. Толкнулся навстречу — член Гилберта терся о его собственный, и от одного этого хотелось кончить, — приоткрыл рот, впуская язык, и едва снова не застонал. Гил и сам толкался в собственную ладонь, опалял дыханием шею и шептал что-то бессвязно-пошлое — Феликс слышал, только не мог разобрать слов, слишком было не до того, слишком горячо, тесно, слишком остро и необходимо.
Электрические волны по позвоночнику — Гилберт ускорился, его член был таким горячим и большим, что Феликс не смог бы удержаться, даже если бы захотел. Он опустился на колени и поспешно вобрал член в рот так глубоко, как только смог, и Гил снова вцепился в его волосы, насаживая в правильном темпе.
Феликс и сам не понял, как оказался на ногах, когда кто-то дернул за ручку. Его сердце громко билось где-то в горле — он боялся, что тот человек за дверью может его услышать, и невольно прижался к Гилберту в поисках защиты. Тот только напряженно хмурился. Дверь они закрыли — внутри был замок, как тот, что стоял на дверях в туалетные кабинки, но у человека снаружи мог быть ключ, и в таком случае им обоим следовало скорее освоить азы телепортации. Ручка дернулась еще раз, кто-то явно попытался потянуть дверь на себя, но попытка не увенчалась успехом.
— Одевайся, — шепнул Гилберт, и Феликс, очнувшись, подтянул штаны и надел жилет, от которого они избавились, едва зашли в подсобку.
Дверь для проформы дернули еще пару раз, а потом человек, нецензурно выругавшись, поспешил удалиться. Гилберт уже застегнул пуговицы на рубашке и привел себя в относительно опрятный вид — Феликс едва не застонал теперь уже от обиды: у него-то на голове наверняка местная ворона свила гнездо и теперь высиживала птенцов. Как в таком состоянии по школе ходить?
Гилберт осторожно приоткрыл дверь и огляделся — очевидно, в коридоре никого не было, потому что он выбрался наружу и потянул за собой Феликса. Тот только успел подхватить забытую сумку — разочарование душило похуже любых слез. Он ведь так ждал, так хотел! И Гилберт почти кончил, и он сам был на грани, и все так хорошо начиналось! А теперь что? Снова ждать две недели, чтобы поймать друг друга черти где на долбаных полчаса уединения?
— У меня сегодня нет восьмого урока, — тихо сказал Гилберт, когда они добрались до коридора к учительской.
Конечно, Феликс об этом знал, они оба знали — расписание появилось почти два месяца назад, и, если бы все было так просто, проблемы бы вообще не существовало. Но у Феликса восьмым была вторая математика, и он не мог пропускать ее, по крайней мере, не так часто, как ему бы того хотелось.
— Ты же знаешь, — вздохнул он. — Учитель Оксеншерна нагрузит домашкой до самых каникул, если я и сегодня пропущу.
Гил кивнул, быстро огляделся по сторонам и прижал Феликса к себе — порывисто, с отпечатком прошлого возбуждения — так что тот задрожал в его руках. Но далекий шум шагов и приглушенные голоса заставили его разжать объятия, и Феликс разочарованно вздохнул — вот и все, сказка кончилась.
Если точнее, она кончилась еще два месяца назад, когда перед началом нового семестра в «Кагами» прибыл учитель естествознания — Куро Карасуба^1. Его внешний вид соответствовал имени чуть больше, чем полностью: высокий статный мужчина в расцвете лет — черный плащ поверх строгого костюма, начищенные ботинки, угольно-черные волосы, торчащие на затылке, как хохолок у ворона, и нос с горбинкой. Его глаза неопределенного цвета — слишком темные, чтобы различить оттенок — всегда смотрели строго и прямо, а на лице не было заметно и тени улыбки.
Учитель Карасуба заменял Ивана весь третий семестр прошлого года — тогда директор только присматривался к нему, и комнату в общежитии предложить не могли. Феликс в те дни едва появлялся в собственном блоке, они с Гилбертом всерьез рассматривали возможность жить вместе и почти не вылезали из кровати. Они даже не задумывались — то есть задумывались, конечно, просто не обсуждали — о том, что в скором времени все может измениться. В конце концов, для учителя Карасубы всегда можно было подыскать другое местечко, а даже если и нет — им удавалось хранить свои отношения в тайне весь предыдущий семестр, и вряд ли что-то могло измениться в новом.
Вот только в новом учебном году учителя Карасубу официально приняли в штат «Кагами» и предложили место в общежитии, а он, конечно, согласился. Мест для учителей оказалось не так уж много — одно с Гилбертом, а другое — с Людвигом. Но на стороне Людвига был сам Гай — из-за дружбы того с Феличиано, — и все свободные комнаты вдруг превратились в одну: ту, что раньше занимал Иван, а учитель Карасуба поселился по соседству с Гилбертом.