Daigaku-kagami (СИ)

Вечер полупрозрачным маревом сиреневых красок и огненно-рыжих всполохов плавно, словно легкий надушенный вуалевый платок, опустился на землю, покрывая своим приглушенным сиянием каждый уголок города, заставляя тени затаиться в самых отдаленных и мрачных углублениях в ожидании своего часа. Солнечный свет доживал последние минуты сияющего величия, отдавая жалкие остатки дневного тепла в отчаянном порыве страсти, сравнимой только с материнской любовью. Будничная жизнь медленно угасала, спасаясь от регулярной ночной смерти перед экранами телевизоров и компьютеров, прячась в шкафчиках с печеньем и бутылках с вином. Всепоглощающая чернота, притаившаяся в недрах темно-зеленого стекла, торжествующе поблескивала красными искрами, загадочно мигая безмятежной свободой, которую дарила она лишь тем, кто готов был на отчаянные поступки.

Высокий юноша с мерцающими в свете заката то голубым, то розовым, то ослепительно белым вьющимися волосами по плечи, одетый в дорогой серовато-бежевый костюм с темно-синей рубашкой под низ и накинутым на плечи элегантным шарфом, подчеркивающим мужественность его прекрасной фигуры, легкой походкой двигался по улицам, срывая восхищенные взгляды представительниц прекрасного пола и завистливые — мужчин. В руках он нес играющую в свете уходящего дня бутылку дорогого вина и прекрасную бордовую розу, будто истекающую кровью в своем алом ореоле. На его мягких припухлых розовых губах, источающих почти осязаемую сладость, играла загадочная мечтательная улыбка, озарявшая его дивное лицо прозрачным светом неземного блаженства. Чуть прикрытые пушистой щеточкой светлых ресниц жемчужные глаза, в своей голубизне сравнимые только с ясным небом в ослепительно-солнечный полдень, были затуманены пеленой неиссякающего обаяния, которое флиртовало со всем миром вокруг, зачаровывало все, на что падал его взгляд. Во всей его фигуре царила какая-то божественная легкость, непринужденная красота, не омраченная лишними человеческими деталями. Казалось, что это ангел сошел с небес на землю, чтобы очаровывать юные сердца, дарить улыбки и нести свет в мир, готовый отдаться в объятия ночи. Его имя, произносимое одними лишь губами вслед, остающееся в мыслях, отпечатывающееся огненным мерцанием перед глазами, стоит только их закрыть, тающее в шелесте листвы и шуме спешащих куда-то машин, пело славу его родине. Франциск…

Сегодня он спешил, не отвлекаясь на короткие диалоги с милыми дамами, воздушные поцелуйчики, разбивающие сотнями чьи-то сердца, томные долгие взгляды вслед и обмен номерами телефонов. Он задержался у одной из бесконечного множества своих пассий, рассчитывая, что она позволит их отношениям на первом же свидании перерасти в фееричный концерт страсти, разворачивающийся в его душе каждый раз при взгляде на ее стройные ножки. Но дама оказалась хитра и, что было особенно удивительно, сумела не потерять голову от одурманивающего влечения, сковывающего каждого, кто удостаивался столь близкого внимания Франциска. За окном даже не успело стемнеть, а она уже мягко, но настойчиво вытолкнула ухажера за дверь, не забыв договориться о скором свидании, которое, конечно, станет последним, но самым полным, самым волшебным, самым искренним.

По пути Бонфуа посетил несколько магазинов, дабы получить возможность ступить на порог собственной комнаты. Он не вчера родился и знал, что за подобные загулы ему придется долго и мучительно расплачиваться, если не начать прямо в ту же ночь. Такие своеобразные извинения были ему вполне по душе, особенно в дни, подобные этому, когда его потенциал оставался нереализованным, а страстное желание чувствовать вкус чужого тела и осязать его плавные изгибы под своими сильными уверенными руками не было удовлетворено.