ДайсМен или человек жребия

Он никогда не рождается, не умирает, не возникая, он никогда не прекратится. Нерожденный, постоянный, вечный. Он, древний, не умирает, когда убито тело. Зная его таким, ты скорбеть не должен. Исполни свой долг, Арджуна. Возьми кубик свой и убей.

Редакция для «Книги Жребия»

78

Я ничего не слышал о Фрэнке Остерфладе почти год и искренне хотел снова с ним увидеться. Какое-то время он очень неплохо реагировал на дайс-терапию — сначала со мной, а потом в группе с Фредом Бойдом. Когда необходимость изнасиловать кого-то — мальчика или девочку — возникала у него в результате произвольного решения Жребия, это освобождало его от великого бремени вины, которое обычно сопровождало и усугубляло сам акт. А когда вины не стало, он обнаружил, что в значительной степени потерял желание насиловать. Конечно, я настаивал на том, что он должен пытаться довести до конца любое продиктованное Жребием изнасилование, пускай даже ему этого не хотелось. Он это сделал и счел свой опыт отвратительным. Я похвалил его за то, что он последовал воле Жребия, а он радикально сократил упоминания изнасилований в своих вариантах, а потом исключил их совсем.

Ему нравилось случайно тратить деньги, а потом, к моему большому удивлению, он женился по решению Жребия. Брак оказался явной катастрофой. В то время я исчез из мира, но слышал от Фреда Бойда, что Фрэнк бросил и жену, и дайс-жизнь и опять кочевал с одной работы на другую. Проявлял ли он свои старые агрессии на свой старый лад, мы не знали.

Поскольку у меня не было никакого желания ограничивать свою дайс-жизнь тюрьмой до конца своих дней, мне пришлось всерьез заняться планированием. На неделю прервав работу в Катскиллском ЦЭПСС, я отправился в «командировку» в Нью-Йорк. Выяснилось, что Остерфлад жил в своей старой квартире в Ист-Сайде — в четырех кварталах от того места, где раньше жил я. Ах, воспоминания. Судя по всему, он работал в брокерской конторе на Уолл-стрит и каждый день отсутствовал дома по девять часов. В первый вечер моей слежки за ним он вышел поужинать, сходил в кино и на дискотеку, вернулся домой один и предположительно читал или смотрел телевизор, а потом лег спать.

Довольно любопытный опыт — провисеть весь вечер на хвосте у человека, которого на следующий день планируешь убить; смотреть, как он зевает, раздражается, когда не может найти мелочь на газету, улыбается какой-то своей мысли. В общем же Остерфлад показался мне довольно нервным и напряженным — будто кто-то пытается его убить.

Я начал понимать, что убийство — дело не такое простое, как его обычно рекламируют. Я не мог вторую ночь подряд околачиваться под окнами Остерфлада: моя гигантская фигура слишком бросалась в глаза. Когда и где убить его? Он был крупным, мускулистым мужчиной, вероятно, единственным человеком в моем изначальном списке из тридцати шести, с которым мне не хотелось бы схватиться в темном переулке после того, как я выстрелю в него и промахнусь. Я взял с собой свой 38-миллиметровый револьвер, который всё еще был у меня с тех дней до дайс-жизни, когда я помышлял о самоубийстве. Я довольно точно стрелял с десяти футов и меньше; чтобы свалить Большого Фрэнка, считал я, понадобится проделать дырку в его голове. И еще я взял с собой стрихнин, на случай, если вдруг подвернется возможность им воспользоваться.

Главная проблема состояла в том, что, убей я его у него в квартире, мне было бы сложно уйти незамеченным. Выстрелы в квартирах Ист-Сайда, сдающихся за четыреста долларов в месяц, — не очень распространенное явление. В его доме были консьерж, лифтер, наверное, наемный охранник, и, вероятно, не было черной лестницы. Застрелить Остерфлада на улице или в переулке тоже было опасно: хоть там выстрелы были делом гораздо более привычным, у людей обычно доставало любопытства посмотреть, что происходит. Я просто-напросто был слишком большим, чтобы на меня не обратили внимания.

Я вдруг понял, что Фрэнк Остерфлад, как и любой другой житель Нью-Йорка, за все свои годы жизни в этом городе не имел возможности хоть раз, хоть когда-нибудь оказаться дальше, чем в двадцати футах от какого-нибудь другого человеческого существа. Обычно он находился в пределах десяти футов от дюжины людей. У него не было частной, изолированной жизни, в которой он мог бы остаться совершенно один, медитировать, общаться с собой, подводить итоги и быть убитым. Меня это глубоко возмутило.

Я не мог себе позволить слоняться в ожидании; я хотел поскорее вернуться назад в Катскилл, чтобы продолжить развивать Катскиллский Дайс-Центр и делать людей вновь счастливыми, полными радости и свободными.