Дайте мне лабораторию, и я сдвину мир

Важно понимать, что внутри своей лаборатории Пастер делает все больше вещей, которые многими группами считаются важными для их собственных интересов. Если культивация микробов была только любопытна, а репродуцирование эпизоотии в лаборатории было интересным, то возможность контролировать силу микробов стала уже восхитительной. Даже если бы они поверили в существование микроба, вызывающего заболевание, никто бы, тем не менее, не смог бы объяснить произвольность воздействия. Но Пастер доказал не только отношение микроб/болезнь, но и то, что инфективность микробов может варьироваться при контролируемых условиях таких, как, например, первое столкновение организма с ослабленной формой заболевания. Это осуществленное в лаборатории варьирование является причиной, не позволяющей оспорить сделанный перевод: наличие различных вариаций заболевания, было наиболее озадачивающим пунктом, оправдывающим скептицизм по отношению к лабораторной науке, а также навязывающим четкое различение между внешним и внутренним, т.е. между практическим уровнем и теоретическим. Но именно эти вариации Пастер может с легкостью имитировать. Он может сделать микроба ослабленным или наоборот усилить, проведя через различных животных; он может противопоставить слабую форму микроба сильной форме или даже одну разновидность микроба другой. Таким образом, Пастер внутри лаборатории может делать то, что все остальные пытаются делать снаружи, причем там, где все терпят неудачи, потому что работают на большом масштабе, он преуспевает, поскольку работает на малом масштабе. Имитируемыми вариациями микробов особенно восхищены гигиенисты, представляющие в те времена самое большое общественное течение, затронутое этими проблемами. Они работают в масштабе городов и государств, в попытке понять, почему ветры, почва, климатические условия, диеты, массовые скопления или различия в благосостоянии ускоряют или наоборот приостанавливают развитие эпидемий. В микрокосмосе Пастера они приходят к усмотрению (их к нему подводят) того, что безуспешно пытаются сделать на макроскопическом уровне. Теперь перевод звучит так: «Если вы хотите понять эпизоотию и, как следствие, эпидемию, то есть только одно место, куда вы можете обратиться: лаборатория Пастера, и только одна наука, которую вам следует изучать, и которая вскоре заменит вашу, а именно микробиология».

Читатель догадывается, что я постоянно использую слова «внутри» и «снаружи», «микро» и «макро», «в малом масштабе» и «в большом масштабе» для того, чтобы прояснить дестабилизирующую роль лаборатории. Именно через лабораторную практику происходит трансформация отношений между микробами и скотом, фермерами и их животными, ветеринарами и фермерами, а также ветеринарами и биологическими науками. Широкие заинтересованные группы считают, что ряд лабораторных исследований относится непосредственно к ним и оказывает им помощь. Все они убеждены, что проблемы французских гигиенических и ветеринарных наук будут разрешены внутри лаборатории Пастера. Именно эта драматическая короткая цепь и была моей отправной точкой: все заинтересованы в лабораторных экспериментах, которые всего лишь за несколько лет до этого не имели к ним никакого отношения. Это привлечение и удержание интереса стали возможными благодаря осуществленному лабораторией Пастера двойному перемещению сначала в поле, затем обратно в лабораторию, где, через манипулирование новыми материалами были получены свежие ноу-хау: чистые культуры микробов.

3. Шаг третий: сдвигание мира с помощью рычага

Но даже на этом этапе все, что было в лаборатории, так могло в ней и остаться. От того, что макрокосмос теперь связан с микрокосмосом лаборатории, она все равно не выйдет за пределы своих собственных стен, а слово «Пастер» так и будет обозначать лишь одного человека с несколькими коллегами. Если за лабораторными исследованиями ничего не следует, то ничто не помешает возникшему интересу испариться безотносительно того, насколько большим он был и каким количеством социальных групп выражался. Если Пастер будет слишком долго оставаться в лаборатории и, например, изменит направление своей исследовательской программы для того, чтобы с помощью микроба сибирской язвы сделать новые открытия в микробиологии, как это сделал его последователь Дюкло, то люди скажут: «Что ж, как-никак это было всего лишь любопытство!» Только при ретроспективном взгляде мы можем сказать, что Пастер в 1881 году изобрел первую искусственную вакцинацию. Сказав это, мы забываем, что для того, чтобы подобное было возможным, необходимо было сделать еще один шаг, а именно переместиться из лаборатории обратно в поле, от микромасштаба перейти к макромасштабу. Как в случае с любым переводом, здесь возможно и даже необходимо несколько исказить значение, но все же не потерять его окончательно. Ведь группам, согласившимся идти вместе с Пастером для того, чтобы разрешить свои проблемы, необходимо достигнуть своих непосредственных целей. Они не могут останавливаться в лаборатории.