– Так вот, рецензент обвиняет его в реакционности, в приверженности имперским идеям, в сомнительном евразийстве, а главное, упрекает за то, что тот будто бы специально не коснулся еврейского вопроса, иначе бы непременно прокололся, и тогда бы интеллигентный, либеральный читатель рассмотрел бы в нем мракобеса, а у него, у критика, стало быть, появилась бы возможность сказать все как есть. А тот улизнул.
Тетюрин многозначительно замолчал.
– Вопрос непростой, – сказал Филимонов, присутствующий при разговоре. – Мыслим ли современный русский актуальный роман натурально без еврейской темы?… Если нет евреев, это, по-моему, аномалия. Это как если бы кто-нибудь, представь, о нашей типа тусовке писал, о политтехнологах, и мы бы ни травку не курили, ни кокаин бы не нюхали, а только бы водку глушили, как ненормальные… Чувствуешь? Полный отстой.
– Подожди, но мы ведь действительно глушим водку, а кокаин не нюхаем и даже травку, сколько я здесь, ни разу не покурили!
– Я говорю, не как мы, а как мы в романе.
– Но наркотики могут быть и другого рода, – сказал Тетюрин.
– Например?
– Ну, скажем, работа.
– Да, да, – поспешно согласился Косолапов. – Работа, работа!
– Я о том, – объяснял Филимонов, – что в актуальном русском романе должны быть обязательные элементы. Герман, скажи.
Он так посмотрел на Косолапова, словно только и ждал от него, что тот немедленно достанет сейчас из кармана клубного пиджака понюшку доброго кокаина в доказательство филимоновских слов об актуальном русском романе. Этого не случилось.
– Вы не о том. Вы оба не о том, – сказал Косолапов. – Крусанов прав, это его дело, а ты, Виктор… ты не прав: дело не в еврейском вопросе. Марк Евсеевич Гейзер выдвигается как независимый кандидат. В том же округе, что и Несоева. Он уже старенький. В гробу он видел наши выборы. У нас есть договоренность: при любом раскладе Марк Евсеевич отдает свои голоса в пользу Несоевой. А ты его… как козла отпущения!
– Я не знал, – сказал Тетюрин, смутившись.
– Про евреев – сжечь, про яйца – в печать, – дал распоряжение Косолапов.
В гостинице Тетюрин еще накатал четыре текста.
Его никто не просил. Он – для себя, для души.
Он не мог не писать.
Он подсел на сочинение пасквилей.
3
Ушанку поселили на частной квартире в Косом переулке, в двух шагах от гостиницы. Рита чаще стала отлучаться из штаба, теперь она проводила время с Ушанкой – приручала к себе. Выгуливала в скверике под окнами на противоблошином поводке. С блохами ей поручили раз и навсегда разобраться. Ушанка оказалась очень смышленой собакой, она позволила вымыть себя инсектицидным шампунем и обработать шерсть аэрозолем – и даже ни разу не тявкнула.
Кроме того, Рите поручили позвонить в Санкт-Петербург поэту Геннадию Анатольевичу Григорьеву и поторопить его с анаграммой Леонида Станиславовича Богатырева.
Рита звонила раз восемь, никто не снимал трубку. Наконец попала на автоответчик.
– Геннадий Анатольевич, – сообщил автоответчик, как водится, голосом своего хозяина (в данном случае заметно нетрезвым), – к сожалению, отсутствует. Он будет рад, если вы оставите информацию после звукового сигнала.
– Геннадий Анатольевич, – обратилась Рита к автоответчику, так и не дождавшись обещанного сигнала. – Вы собирались проанаграммировать Леонида Станиславовича Богатырева. Мы очень ждем вашу анаграмму. Сообщите, пожалуйста, если вы ее уже составили. Успеха вам. До свидания.
– До свидания, – сказал автоответчик и повесил трубку.
– У вас продается славянский шкаф? – спросил Тетюрин и, отступив на шаг, стукнул по плечу стоявшего у стены с таким расчетом, чтобы тот повернулся не в ту сторону.
– Тетюрин! – воскликнул Костя Негожин, извернувшись волчком (он читал «монолитовское» дацзыбао, на века приклеенное к стене речного вокзала).
Некоторое время они похлопывали друг друга по спинам: Тетюрин Негожина обеими, а Негожин Тетюрина только левой руки ладонью и пустой пластиковой полуторалитровой бутылкой, которую он держал зачем-то в правой.
– Политолог Самсонов, – сказал Тетюрин, когда объятие завершилось, – ты разоблачен, злобный враг. Лишь один ты мог написать «опустив очи долу»!
– Молодец, – посерьезнел Костя Негожин. – Я о тебе тоже все знаю, ты живешь в гостинице «Звездная».
– Вот как? – все еще улыбался Тетюрин.
– И пиаришь у Косолапова, – добавил Негожин (а это уже не шутки).
– Так. Интересно.
– Разведка не спит. Пойдем?
Они поднимались по Новофедоровскому переулку, шли в сторону городского парка.
– Косолапова нет в городе, – обязан был сказать Тетюрин.
– Не смеши.
– А по-твоему, есть?
– Есть и живет в несоевской резиденции. Строчит книгу «Разноцветный пиар». У него договор с издательством «Брэк». В декабре обязан сдать текст. Двенадцать авторских листов. Это немного.
Ошеломленный Тетюрин остановился.
– Источники не выдаем. Я даже знаю, что у твоего Косолапова проблемы с печенью. А гемоглобин у него девяносто четыре. Ты знаешь свой гемоглобин?
Тетюрин, конечно, не знал ни свой, ни тем более Косолапова.
– У тебя-то в норме, – оценив Тетюрина взглядом, сказал Негожин.