Дайте мне обезьяну

Направлялся Константин, как выяснилось, за лечебной водой, потому и взял пустую бутылку. Воду из источника выдают утром и вечером, таков порядок. Через двадцать минут павильон закроется, не будет воды до утра. Они ускорили шаг.

– На кого ж ты работаешь? – спросил осторожно Тетюрин.

– Лучше спроси, против кого. Против всех.

– Вообще всех?

– Всех. Мы за то, чтобы выборы не состоялись.

Павильон располагался за аттракционами – в южной стороне парка. Будучи филиалом санатория «Притоки», он представлял собой помпезно-величественное сооружение, воздвигнутое еще при позапрошлом режиме. К павильону вела центральная аллея, по которой бегала стая бездомных собак и грузный человек в черном трико, собиратель бутылок, ехал на велосипеде.

– Это что же за сила такая?

– Да вот есть такая. Представь.

– Рука Москвы?

– Ну, знаешь, Москва многорука. Как бог Шива, дружок. Ты сам-то чья рука?

– Откуда я знаю, чья я рука.

– Рука, а не знаешь.

Последние посетители покидали павильон – старичок и старушка; старушка держала бидон. Другая старушка стояла у входа, продавала кабачки и самодельные шлепанцы. Стены павильона были заклеены листовками.

– Ты вот чья-то рука, а там другая рука и тоже чья-то, а там третья чья-то рука, а может, вы, руки, руки золотые, все одному организму принадлежите… А я не рука, нет, я, мы… мы – седалище. Свинцовое такое, тяжелое… На разработочки – ых!.. на ваши – и нет выборов! Правильно я говорю? – спросил Негожин женщину, поставленную у крана на раздачу воды.

– Вы пейте, пейте, ребята. Четыре стакана в день, натощак, все как рукой снимет.

– Что же это за организм, который дело рук своих сам же и давит, да еще задницей? Тут Шивой не пахнет.

– Тридцать два градуса, – наливая Негожину воду из крана, сказала женщина. – Теплая. Самое то.

– А почему ржавая такая? – поинтересовался Тетюрин.

– Железо и соль, – кротко ответила наливальщица.

– Вот, смотри! – обрадовался Негожин: на мраморной плите лежала кипа бесплатных газет. – Мое! – он взял верхнюю.

– Да хоть все забирайте, – отреагировала хозяйка, – мне не жалко.

Тетюрин читал, где показал Негожин.

Евгений Тимофеевич Самсонов в отличие от других политологов высказывается доступно и прямо. Он не любит юлить. Его книга «За кого не надо голосовать» обещает стать бестселлером. Евгений Тимофеевич любезно согласился ответить на вопросы нашего корреспондента

.

– Если у вас язва, если почечная болезнь… – пиарила женщина воду, – если, не дай Бог, печень и селезенка…

Корр. Так за кого же не надо голосовать?

– Если сон плохой, если запоры…

Самсонов. Если вы хотите, чтобы вами избранный депутат при каждом появлении на экране увеличивал у вас уровень адреналина в крови…

– Если газы плохо отходят…

…выбирайте клоунов, психопатов и демагогов. А если вы ждете, чтобы он…

– Я это читал, – сказал Тетюрин. – Ты здесь объясняешь, почему нельзя голосовать за представителей высшей школы… (Под представителями высшей школы подразумевался, по-видимому, кандидат Марков, ректор местного пединститута.)

– Но если у вас обострение, – строго сказала женщина уходящим приятелям вслед, – тогда прежде – к врачу!

– Я рад, что я здесь, – признался Негожин на улице. – Хоть можно здоровье поправить.

Темнело. На небе появлялись первые звездочки.

Тетюрин купил шлепанцы у бабуси; в гостиничном быту он до сих пор обходился без тапочек; кинул их Негожину в пакет.

Здоровье поправить можно и другим способом, – эта мысль пришла сразу обоим. Негожин сказал: «Я угощаю!» Он знал хорошее место, где поправляют здоровье. Место называлось «Блудный сын». Оригинально, подумал Тетюрин.

…Лишь один посетитель сидел в «Блудном сыне». Бармен с удивлением посмотрел на вошедших, – по-видимому, он уже не чаял сегодня кого-нибудь увидеть еще. Тетюрин посмотрел наверх: ножками к потолку были прикручены стулья, штук семь – скромная дань сюрреализму.

– Хорошее место, но не вполне популярное, – сказал Негожин Тетюрину.

И здесь лежали газеты на стойке. «Политолог Самсонов» бросалось в глаза с первой же полосы. Газеты, конечно, могли бы кого-нибудь соблазнить безупречной бесплатностью, но только не Тетюрина. Однако угощал Негожин-Самсонов, и Тетюрин взял газету из вежливости.

Константин сам выбирал, что пить и что есть, и даже столик был объектом выбора Константина. Тетюрин сел. Музыка текла, как вода из крана, ритмичная, однозвучная. Политолог Самсонов втолковывал читателям, почему нельзя голосовать за артистов и журналистов.