Дайте нам крылья!

— Постойте, а как выбирать-то? — выдавил я.

— Видите ли, городским летателям мы обычно предлагаем компромиссный вариант, который обеспечивает достаточную маневренность, однако дает возможность и парить, и летать на дальние дистанции. — На ее инфокарте появилось изображение летателя с раскинутыми крыльями. — У них нет ни выносливости альбатроса, ни проворства ястреба-тетеревятника, но ведь им и не требуется ни летать за океан, ни добывать себе пропитание в полете. Так что эта форма крыла прекрасно подходит для повседневных целей и для развлекательных полетов. Птицы выработали у себя ту или иную форму крыла ради сохранения биологического вида. Для нас же крылья — роскошь, которую мы себе позволяем помимо эволюционных потребностей, то есть мы готовы платить за энергию, необходимую для полета, если можно так выразиться. Птицам летать жизненно необходимо. Нам — нет.

Я попытался представить себе, на что в принципе способны Хищники.

— Если нагрузка на крыло так критична, — проговорил я, — как же иным летателям удается поднимать в воздух и нести другого человека?

— Здесь играет роль по крайней мере один из нескольких факторов, — с готовностью ответила Руоконен. — Во-первых, вспомните, как орлы хватают ягнят. Орел пикирует — значит, у него уже есть и разгон, и энергия. Если летатель уносит кого-то в небо, то обычно подхватывает его, пикируя с большой высоты. Во-вторых, одного человека, как правило, несут несколько летателей, скажем, при спасательных операциях. Наконец, обычно такой полет, так или иначе, длится очень недолго. Если вы меня понимаете. — Она подняла бровь. — Так вот, вырастив крылья, мы приживляем их хирургическим путем, соответствующим образом подготовив те участки, где они крепятся. Случаев отторжения не бывает, поскольку культура клеток в основном содержит вашу собственную ДНК, пусть и модифицированную, и организм распознает дополнительный генетический материал как свои же ткани. Процедуры, о которых сейчас идет речь, это, само собой, манипуляции с соматическими клетками. Соматические клетки — это клетки организма, которые не передают ДНК следующему поколению. А вот если подвергнуть изменениям половые клетки — то есть сперматозоиды и яйцеклетки, — то у детей таких родителей крылья отрастут сами собой и будут наблюдаться все остальные необходимые мутации в прочих органах и системах.

— Постойте, — перебил я ее. — Вы заговорили об изменениях, которые передадутся по наследству. Всем будущим поколениям. Вы собираетесь не просто добавить ДНК отдельному человеку, а изменить всю конструкцию.

— Вот именно, — кивнула Руоконен. — Мы меняем конструкцию некоторых будущих детей. Их не очень много. Пока. Однако таким образом модификации, необходимые для полета, проходят гораздо легче. Да и вырастить собственные крылья, а не приживлять их, куда эстетичнее.

Насколько я понял Пери, Чеширы рассчитывали, что крылья у Хьюго вырастут сами. Питер — архитектор, эстетичность, о которой упомянула Руоконен, была ему явно по нраву. Так что же, ради Хьюго они оба — или кто-то один из них — пошли на изменения половых клеток? Я подумал о Елисееве. Интересно, он владеет этой технологией? Да, пожалуй, «Альбатрос» — одна из немногих фирм, у которых есть база для подобных операций — да что там, просто-напросто хватает денег, оборудования и мозгов, а Елисеев работает в их здании, хотя это, конечно, еще не доказывает, что между ними есть связь.

— Да, отращивать крылья и правда эстетичнее, но как вы можете… — Я имел в виду «Как вы смеете». И изо всех сил постарался говорить ровным тоном: — Одно дело — когда человек принимает это решение сам для себя. И совсем другое — решать, что отныне все его потомки будут мутантами.

— Да, многие с вами согласятся. Однако это не останавливает врачей, когда они проводят манипуляции с половыми клетками с целью предотвратить целый ряд заболеваний. Что-то я не слышу особых протестов по этому поводу.

— А как же «Корни»?

Руоконен пожала плечами — еще бы, даже признавать существование подобных фанатиков ниже ее достоинства.

— Но ведь мы не имеем права принимать такие решения! Дело не только в их потомках. Дело в нас, всех остальных. Вы разделяете нас на два вида. Или даже больше. Неизвестно на сколько! Эстетикой это не оправдать! — Я осекся, не находя нужных слов.

— Что ж, возможна и такая точка зрения, — проговорила Руоконен. Мне стало понятно, что она далеко не впервые сталкивается с противоречивыми чувствами, которые вызывает идея полета у бескрылых родителей. Ей нужно было выстроить убедительную линию защиты полета, чтобы выудить у родителей согласие превратить своих чад в слетков.

— Вы просили меня рассказать, что происходит, вот я и рассказываю, — сухо продолжала она. — Так вот, если ваш сын окажется годным для превращения, никаких манипуляций над половыми клетками проведено не будет — их можно проделать и потом, если он захочет, чтобы его детям было легче научиться летать.

— А если у двух летателей рождается обычный ребенок, не слеток? Он может пройти процедуры превращения?