Дайте точку опоры

Отыскан свой дом на последней, шестой, улице — белая эмалевая табличка прилепилась на его торце, а нижний этаж блестел огромными квадратами стекол будущих витрин магазина, сейчас забеленными изнутри, — Фурашов торопливо, через две ступеньки, поднялся на третий этаж, отпер дверь. Квартирка была небольшая, с узеньким коридорчиком. Долго стоял — колотилось сердце. «Неужели все? Поиски кончились и можно дать телеграмму — приезжайте?» Он осторожно ходил по отциклеванному свежему паркету, оглядывал пестрые, в точечку, обои, пахнувшие клеем, дотрагивался до раковины, кранов на кухне, гладил холодную эмаль ванны, не замечал изъянов — обои кое-где были запачканы, раковина забрызгана белилами, рыжее пятно засохло на керамических плитках в ванной…

Успокоившись, Алексей внес чемодан и сверток в крайнюю, поменьше, комнату и отправился искать магазин: надо было купить матрац, простыни. Теперь, до приезда Вали с девочками, он будет жить в своей квартире.

Промтоварный неказистый магазинчик отыскал где-то у самой окружной дороги. Но в тесном магазинчике успех ждал небольшой — матрац купил, простыней же не оказалось, и Алексей поехал в центр города. А вечером, умаявшийся, кинув матрац на пол, успев прилечь, вытянуться, ушел в небытие.

Утром проснулся с головной болью: запахи скипидарной мастики, клея, извести, ацетона сделали свое дело…

Свет косо вливался в окно, и на противоположной стене, на изжелта-светлой шахматке паркета отпечатался переплет рамы — сломанный крест. Сидя на матраце, в переполнявшем комнату свете, Фурашов повел взглядом вокруг. Квартира теперь показалась больше, потолки выше, пестренькие обои — совсем милыми, симпатичными…

Маршал Янов стоял у глобуса, в задумчивости перебирал пальцами по гладкой вылуженной поверхности шара. Глобус бесшумно поворачивался на шарах-подшипниках, вделанных в чугунную подставку. Неторопливо звучал глуховатый голос Янова:

— Да, товарищи, я пригласил вас, чтобы посоветоваться… Как быть? Что делать? Какое резонное решение? — Он говорил раздумчиво, интонация, тембр — доверительные, мягкие. — И мы сами еще, вверху, не знаем… Но вопрос назрел: какую принять организационную форму? Единое командование зенитной артиллерией и зенитными ракетами? Или разные? Имея в виду, что будущее за ракетами, мы не сбрасываем со счетов и зенитную артиллерию… Вот как стоит вопрос. От нас требуют решения министр и Военный совет.

Он вскинул кустистые, торчащие жестковатой щетиной брови, глаза твердо оглядели сидевших за столом: мол, вот я перед вами и говорю открыто, без утайки, о том, что думаю и чего не знаю сам.

За столом молчали. Помолчал и Янов, снова опустив глаза. Медленно вертелся под пальцами глобус.

Алексею теперь нравились в маршале и этот раздумчивый голос, и манера не подавлять, а призывать собеседника, настраивать на размышления, — с этой манерой столкнулся тогда, в первые дни прихода в штаб, — и даже вот это поглаживание рукой по блестящей лысине, по скобочке седоватых волос: оно казалось добрым, домашним.

Свет наполнял кабинет, несмотря на то, что шторы на окнах были плотно запахнуты. За полированным столом — знакомые и незнакомые генералы и офицеры. Алексей осторожно, чтоб не показаться неучтивым и бесцеремонным, поглядывал на них. Генерал Сергеев, сидевший с краю, выпрямился, возвышаясь над всеми на целую голову. Лицо спокойное, строго-сосредоточенное, брови сомкнулись — думает. Наискосок от Алексея — генерал Василин. Низко склонился над столом, вытянув перед собой руки, выгнув под голубовато-серой форменной рубашкой спину, будто изготовился к старту на беговой дорожке. На зеркальной поверхности стола — отражение: лицо, с расслабленными мускулами, обвисающими щеками, чуть оттопыренной нижней губой, с пергаментно гладкой, без единой складки, кожей на лбу, выражало равнодушие и вместе с тем нетерпение. «На здоровье, верно, не жалуется», — подумал Фурашов и тотчас отвел взгляд: забылся и, кажется, слишком уж пристально разглядывал.

Были здесь и другие генералы, полковники — всего десятка полтора, — самые разные специалисты. Все, кто мог сказать свое слово. Был и полковник Танков. Он сидел справа от Фурашова, застыв в нервной напряженности, в ожидании — сейчас что-то произойдет, а что, он не знает и мучительно ждет…

— Да, вопрос, пожалуй, стоит так, — повторил маршал в тишине, и Алексею показалось — повторил с какой-то грустной обреченностью. — Хотелось бы услышать ваше мнение…

И тут Василин подал нетерпеливо голос — ждал этой маленькой зацепки:

— Скажем, товарищ маршал! Есть мнение…

Шумно двинулся вместе со стулом, наливаясь малиной, подтягивая к себе по столу папку, тисненую, с Кремлем. Неторопливо поднялся — не по-военному, с достоинством: почти все сидящие здесь были рангом ниже его.

— Вот нам предлагают высказать соображения. И вопрос стоит: или — или. Нужны ли мы? Какие соображения? Сами себя подрубить?.. И получается, что режут, а плакать не дают.