Далекая юность

Частушки пели двое девчат и два парня, одетые и загримированные под деревенских. Пели под баян, сопровождая каждую частушку пляской:

Посмотрите на Ефима,
Весь оброс, одна щетина.
Как работать, так в кусты —
Без меня собьют плоты.

Все оборачивались на Ефима из Каромы, смеясь и указывая на него пальцами. Ефим, не зная, что ему делать, начинал тихо и яростно ругаться. А ребята пели уже о другом сплавщике, дяде Павле:

Дядя Павел, дядя Павел
Всех нас нынче позабавил:
Влез он в воду по колено,
Сплавил ровно три полена!

— Смотри-ко-ся! — надрывался кто-то от смеха. — И дяде Павлу попало! Ох, и ребята приехали!

Общим одобрением были встречены частушки о начальнике и десятниках запани; хотя фамилии и не назывались, но все поняли, о ком шла речь:

И всего-то по осьмушке
Надо с каждого украсть,
Но зато такому типу
Можно жить и кушать всласть.

Как с рабочим — матерится

Наш начальничек лихой,
А с начальством в обращенье
Как ягненочек тихой!

И опять кто-то надрывался от смеха, опять люди хлопали, довольные: до сих пор начальника все боялись.

— Поди-ко, приехали городские-то! Как начальника нашего продернули! И правильно! Откуда они только все и знают? Видишь, молодые, а дошлые.

— А чего им бояться-то? — обиженно сказал, ни к кому не обращаясь, сосед Лобзика. — Небось сегодня уезжают. Я б им показал кузькину мать, если б еще денек здесь проторчали…

Лобзик, покосившись на него, не сдержался и фыркнул. Сосед повернулся.

— А ты чего смеешься-то, нехристь, комсомол сопливый?..

Он толкнул Лобзика в грудь, и тот мягко покатился на траву. Кругом них уже шумели, а сосед, поднявшись, крикнул:

— Будет зубы скалить. Давай работать, не то…

Ребята только теперь увидели Лобзика.

— Ты? Как ты сюда попал?

— Работать приехал.

Клава Алешина, пробившись сквозь толпу, расхохоталась первая:

— Работать? А мы уже все сделали. За три дня все бревна разобрали! Ну и работничек нагрянул!..

Они смеялись; смеялся и Лобзик, глазами отыскивая в толпе Валю Кията, нашел его и, подойдя, кивнул: айда, поговорить надо. Кият, услышав о случившемся, заторопился…

— Никому не говори… Сам скажу, когда обратно поедем. Вот сейчас плот возьмут на буксир — и поедем.

…Ребята слушали его мрачные, насупившиеся. Когда Лобзик, почему-то волнуясь, добавил, что одного поджигателя удалось схватить Курбатову, он невольно поглядел на Клаву. Та заметила этот взгляд и равнодушно отвернулась.

В обратный путь шли на плотах: снова на пароходе плыть не хотелось. На каждом плоту из веток были построены шалаши. Дни стояли погожие, жаркие; паводок спал, и ребята купались прямо с плотов. Но, когда буксир вышел на середину озера, подул свежий ветер, поднявший волну. Скоро на гребнях волн показались белые барашки, и плоты скрипели, жалобно стонали, потрескивали. Могучие бревна — хлысты — то вздымались на волнах, то проваливались. С трудом удавалось ходить по плотам, и казалось, что они вот-вот расползутся, рассыплются по бревнышку и все живое пойдет ко дну. В рупор капитан кричал с буксира, чтобы ребята приготовились. Ему ответили смехом…

Но и при такой волне «Богатырь» с плотами благополучно достиг верховьев Сухоны. Здесь река была быстрее, чем в среднем течении. В этом месте и хорошему пловцу трудно переплыть реку с одного берега на другой. Переплыть по прямой вообще невозможно: пловцов вода сносила чуть ли не на полкилометра.

Буксировка шла по течению. Вокруг плотов кипела вода, бревна зарывались в воду, и белая пена клочьями летела по ветру. Хотя на «Богатыре» дали полный ход, буксирный канат то и дело ослабевал: казалось, что плоты догоняли буксир, а тот удирал от них.

Клава босиком шла по краю плота, по мокрым бревнам. Никто не услышал ее вскрика, но все увидели поднятые руки и мелькнувшее на какую-то секунду, искаженное ужасом лицо. Плавать она не умела. На плоту все оцепенели. Снова мелькнула ее голова, высоко поднятая рука, и девушка пропала в кипящей воде.

Лобзик был в центре плота; он не видел, когда упала Клава, и только сейчас заметил ее голову и руки, поднятые над водой. Коротким, неожиданно сильным прыжком он перенес свое худое, почти невесомое тело к крайним бревнам и как-то боком, снова подпрыгнув, упал в реку.