Далекие чужие. Как Великобритания стала современной

Тем не менее литераторы регулярно отмечали подавляющие размеры и анонимность Города в начале XIX века. Часто, вызывая чувство недоумения у читателей, они использовали экстравагантные метафоры потоков, смерчей и ручьев, чтобы передать их объем и ощущение непрерывного движения. Рассказ Вордсворта о посещении «движущегося зрелища» Лондона в «Прелюдии» (1804–1805) часто называют первым и образцовым высказыванием об аномии современной городской жизни. Хотя 20 лет спустя Хэзлитт, как и Вордсворт, признавал странность жизни в городе, где даже соседи не знают имен друг друга, он находил ее менее отчужденной[14]. Для Томаса де Квинси невозможно было чувствовать себя таким одиноким, как человек, впервые столкнувшийся с анонимностью лондонских улиц:

В центре бесконечных лиц, не имеющих для него ни голоса, ни слова; бесчисленных глаз, в которых нет «ни одной догадки», которую он мог бы понять; и торопливые фигуры мужчин и женщин, снующих туда-сюда, без видимых целей, понятных чужаку… [Hazlitt 1998: 109–112; 117–119].

Поскольку до середины XIX века лишь немногие улицы имели указатели или названия, а дома – номера, ориентироваться в Лондоне часто приходилось, доверяя незнакомым людям, которые знали местность. Все чаще путеводители – например, авторства У Г. Перри с красноречивым названием «Путеводитель по Лондону и предостережение незнакомцев от мошенников, жуликов и карманников, которые повсюду…» (1818) – предупреждали, что нужно быть осторожными с теми, кому они доверяют, чтобы узнать дорогу, так как можно стать легкой добычей плутов, мошенников и самозванцев. Доверять незнакомцам было опасно. Как обнаружила М. Фландерс, карманники и проститутки могли выдавать себя за модно одетых дам; полицейский язвительно заметил в одном из рассказов Г. У М. Рейнольдса «Тайны»: «Если бы мы брали всех людей, которые, как нам известно, являются самозванцами, мы бы держали под стражей половину Лондона» [Cocks 2003: 96; Corfield 1990: 132–174]. К концу XIX века даже городские инспекторы проводили свои расследования «под прикрытием», не говоря уже о журналистах и филантропах, которые «жили в трущобах» в качестве представителей городской бедноты, чтобы испытать бедность «на своей шкуре». В условиях тотальной неуверенности в том, кем является незнакомец, не говоря уже о возможности доверия, легко распространялись страхи перед мошенничеством, преступностью и сексуальной опасностью. Мужчины, ищущие секса с другими мужчинами, становились жертвами шантажа, которые грозили им скандалом и потерей тщательно создаваемой репутации. Женщины, совершавшие покупки в Вест-Энде, который должен был создать респектабельный и безопасный образ улиц, становились жертвами нежелательного внимания мужчин, принимавших их за проституток. Городские периодические издания и литература с различными необходимыми советами рекомендовали женщинам, если им приходится ходить днем без сопровождения, избегать приставаний, целенаправленно прогуливаясь, а не задерживаясь у витрин магазинов или на автобусных остановках, и не отвечая на мужские взгляды или приветствия.