Далекие охотничьи годы

Наученные горьким опытом, мы решили не отталкиваться веслами от льдины, а, переправившись на нее, по-бурлацки — лямкой — тянуть лодку вдоль края. С берега кричали, махали руками. Но нам было не до разговоров: следовало бороться с бедой. Все же осилили. Избавились от большой льдины и от многих других, более мелких, но не менее опасных, и, наконец, через несколько часов, совершенно измотанные, выбрались на чистую воду.

— Итак, — выпрямился Чибис, — опасность поза…

И не договорил. Я посмотрел по направлению его взгляда и обмер: то, чего мы больше всего опасались, как-то сразу, неожиданно возникло перед нами во всей своей страшной неотвратимости — впереди показались шлюзы. Над плотиной кипел бурун. Льдины, если и не крошились бетонными быками, то, минуя их, ломались на пенной, бушующей гриве.

Уже слышался вибрирующий вой сирены, уже взвивались в небо предостерегающие ракеты, а мы, не в состоянии бороться с убыстряющимся течением, неудержимо, боком скатывались прямо на быки…

— Все! — заключил Чибис и полез за папиросами.

И, без сомнения, было бы «все», без сомнения, на этом и кончились бы наши охотничьи странствия, если бы от шлюзов не отделилась лодка с людьми и не помчалась бы к нам навстречу.

— А все-таки впереди огни!.. — мгновенно преображаясь, продекламировал Чибис и, сняв облезлую свою, видавшую виды меховую шапку, приветственно замахал гребцам.

Но когда въехали в полосу льдин, стало не до декламации. Небольшая льдинка нешумно ткнулась о борт, играючи, шаловливо повернула лодку кормой вперед и легко поволокла за собой.

— Снимай сапоги! — приказал Чибис. — В случае чего доберемся вплавь!

Километрах в пяти от места переправы Оку перегораживал Кузьминский шлюз с бетонными быками — ледоломами перед плотиной. Мы ясно представляли, что произойдет с нами, если очутимся там. Стянули тяжелые болотные сапоги, сбросили ватные тужурки и начали изо всех сил упираться веслами в проклятую льдину. Но она, словно припаянная, ни на сантиметр не отодвигалась от лодки. Помогла другая, бурая, грязная. Неуклюже напирая, она налезла на нашу льдину, медленно развернула ее вместе с лодкой так, что мы очутились позади.

Облегченно вздохнув, смахнув ладонью пот со лба, Чибис начал рассказывать о том, как примерно лет двадцать пять назад «аналогичный случай» произошел с ним на Оби. Вдруг из-за мелких льдин показалось огромное ледяное поле с куском унавоженной, грязной дороги. Мы заметили льдину, когда уже поздно было пытаться избежать столкновения с ней.

— Выход один: как только стукнет, прыгать на нее! — предложил Чибис.

Надели ружья, приготовились к прыжку. Но большая льдина оказалась миролюбивее маленькой: она, мягко шурша, приблизилась, слегка колыхнула, накренила лодку и беззвучно потащила ее туда, куда плыла и сама.

Не буду рассказывать, как по заслугам справедливо попало нам от своих спасителей, как Чибис трогательно, покаянно обвинял во всем только одного себя и клятвенно обещал «никогда больше не предпринимать никаких рискованных путешествий». Увы, он принадлежал к тем, которым суждены лишь благие порывы: осенью его, полуживого, вытащили торфорабочие из затопленного карьера, куда он полез за убитым чирком.

Идти весной по полю — каторга! Сапоги цепко держит густая грязь, шагаешь, словно на ногах подвешены пудовые гири. Чибис кряхтит, сопит, но бодр, весел, говорлив: опасность позади, впереди желанный лес — и занятно преподносит выдумку за действительность о том самом «аналогичном случае», о котором ему не привелось досказать в лодке.

Остаток ночи упоительно чаевничаем, сушимся у костра.

Нет, кто не уставал охотничьей усталью, тот не испытывал блаженства у костра!

Стрелок Чибис был не первоклассный, но стрелял всегда больше и проворнее других.

Тах, тах!.. Почти сливаясь в один выстрел, раздается дублет и, конечно, мимо. Чибис удивленно рассматривает стволы, качает головой, пожимает плечами, прицеливается то в веточку, то в листочек, то в проплывающую щепку, всем своим видом выражая крайнее недоумение, как это он, Александр Павлович Ерастов, мог пропуделять…

— Промазал?..

— Поразительно! — изумляется Чибис. — Не иначе как живит! — и, еще раз внимательно осмотрев ружье, вспоминает: — Лет двадцать тому назад аналогичный случай произошел…

Над разливом взмывает дружный хохот и кто-нибудь зычно кричит:

— Кончай охоту, Чибис завёлся!

Из кустов, из шалашей выплывают челны, направляясь к завехе Чибиса.

Просторный воздух свеж, звучен, девственно чиста голубизна неба; безбрежная ширь воды вся в серебристо-ртутных переливах, в живых, ослепительных блестках; ажурные ветви с набухшими почками шелестят, шушукаются о своем, неведомом, и нежным человеческим теплом вливается в певучую тишину утра негромкий говорок Чибиса:

— В ту пору на поймах Томи были великолепные гусиные охоты…

Не перебивая, все жадно слушают, заранее зная, что это выдумка и что она непременно закончится каким-нибудь совершенно невероятным «чибисовским» случаем.