– Оно часто таким было, – ответила Анджали, овладев собой. – Однако я с ним мирилась. И сумею смириться снова. Но Шу-Шу…
– Да к черту Шу-Шу! – в бешенстве перебил Аш. Он стиснул пальцы крепче и тряхнул девушку за плечи так, что у нее лязгнули зубы. – Это бесполезно, Джали. Я не отпущу тебя. Я думал, что смогу, но тогда я еще не видел раджу. Ты не знаешь, что он собой представляет. Он старый. Старый! О, возможно, не годами, но во всех прочих отношениях: телом, лицом и черной душой. Он весь прогнил в пороке. Ты не можешь сойтись с таким существом – с отвратительной, бессердечной, лысой обезьяной, напрочь лишенной чести и совести. Или ты хочешь производить на свет монстров? Ибо именно их ты будешь рожать – уродливых монстров и к тому же ублюдков. Ты не можешь пойти на такой риск.
Гримаса боли исказила мокрое от слез лицо Анджали, но голос ее звучал тихо, ровно и непреклонно.
– Я должна. Ты знаешь почему. Даже если ты прав насчет тщеславия раджи, он наверняка удовольствуется возможностью обращаться со мной как со служанкой, не трудясь использовать меня в качестве наложницы, и моя жизнь будет не так уж несчастна. По крайней мере, здесь я буду полезна сестре, а в Каридкоте меня не ждет ничего, кроме позора и горя. Нанду изольет на меня даже больший гнев, чем на всех остальных, кто туда вернется.
– Ты говоришь так, словно у тебя нет выбора, – сказал Аш. – Но ведь выбор есть, и ты это знаешь. О любимая моя… радость моего сердца… – Голос у него пресекся. – Уедем вместе. Мы можем быть счастливы, а здесь тебя не ждет ничего. Ничего, кроме рабского служения и унижения, и… Нет, молчи: я знаю, что Шушила останется здесь, но я уже говорил тебе, что ты заблуждаешься насчет нее. Она всего лишь испорченная девчонка, которая давно усвоила, что слезами и истериками можно добиться почти всего, а потому использует их в качестве оружия, эгоистично и безжалостно, для достижения собственных целей. Спустя какое-то время она перестанет в тебе нуждаться или даже скучать по тебе – когда станет рани Бхитхора, окруженной толпой служанок, готовых выполнить любое ее пожелание, или когда нарожает детей, чтобы любить, баловать и развлекать их. Но как насчет меня? Ведь я не могу жить без тебя… Ты нужна не одной только Шу-Шу, сердце мое. Ты нужна и мне тоже… гораздо больше, чем ей. О Джали…
Слезы градом катились по щекам Анджали, застилая глаза, подступая тугим комом к горлу, и несколько мгновений она не могла вымолвить ни слова. Но она потрясла головой и через несколько мгновений прошептала прерывающимся голосом:
– Ты говорил мне это прежде, и тогда я сказала… я сказала, что ты сильный, а Шушила слабая, и потому я не вправе предать ее. А если раджа действительно такой, как ты говоришь, значит ей придется совсем плохо. Ты знаешь, я люблю тебя… больше всех на свете… больше жизни… Но я люблю и ее тоже, и ты ошибаешься, когда говоришь, что она не нуждается во мне. Она всегда во мне нуждалась. А сейчас я нужна ей больше, чем когда-либо… И потому я не могу… не могу…
Голос снова изменил Анджали, и внезапно Аш с безумным, леденящим душу отчаянием осознал, что он получил бы больше шансов, если бы солгал, если бы заставил ее поверить, что раджа красив и обаятелен и что Шу-Шу непременно влюбится в него до безумия и будет чувствовать себя гораздо лучше без докучливой сводной сестры, присутствующей в качестве третьего лишнего в их счастливой совместной жизни. Когда бы Джали поверила, может статься, она сдалась бы на уговоры. Но правда сыграла роковую роль, показав ей со всей ясностью, какая судьба уготована Шушиле, лишенной возможности бежать. И для Джали этого оказалось достаточно, чтобы укрепиться в своей решимости, окончательно и бесповоротно увериться в необходимости остаться и всеми силами поддерживать, утешать и ободрять испуганную маленькую сестру, которой суждено выйти замуж за монстра. Он должен был предвидеть такую реакцию, но не предвидел…
Сознание поражения нахлынуло холодной волной, отнимая у него силы. Руки его разжались и соскользнули с плеч Анджали, и он мог только смотреть и смотреть на нее. Она стояла перед ним, высокая, стройная и невыразимо прекрасная в свете лампы. И царственная – принцесса, которая станет служанкой…
Постепенно в тишине стали различаться слабые звуки: шуршание мотыльков, вьющихся вокруг лампы, скрип палаточных растяжек, тихое прерывистое дыхание Анджали. Сквозь них Аш услышал частый глухой стук собственного сердца – и удивился, что оно все еще бьется. Если только то билось не сердце Джали. Бесконечно долгое время он с безумной любовью и мукой вглядывался в это искаженное горем лицо, в широко раскрытые, затуманенные слезами глаза, а потом вдруг, не в силах долее сдерживаться, порывисто обнял девушку, покрыл исступленными поцелуями заплаканное лицо, яростно стискивая ее в объятиях в нелепой надежде, что телесный контакт сделает то, чего не смогли сделать слова, и сломит сопротивление.