Далекие Шатры

Пыль, взбиваемая беспокойными ногами толпы, висела в воздухе, подобно пелене дыма от утренних костров. Солнце раскаляло яркими лучами каменные чатри и ослепительно сверкало на глади водоемов, и с каждой минутой жара усиливалась. Но люди не обращали внимания на эти неудобства. Они привыкли к пыли, зною и тесноте, и им нечасто являлся случай стать очевидцами такой замечательной церемонии, какая состоится здесь сегодня. Если это сопряжено с некоторыми неудобствами – что ж, такую цену вполне можно заплатить за представление, о котором все, имевшие счастье при нем присутствовать, будут говорить еще много лет и рассказывать грядущим поколениям, ныне еще не родившимся. Даже здесь, в удаленном уголке Раджастхана, почти все начинали с тревогой осознавать, что в Индии за пределами родного княжества старинный уклад жизни меняется, древние обычаи отмирают и что, если радж настоит на своем, возможно, это сати станет последним в истории Бхитхора.

Аш на своей позиции на террасе точно так же не обращал внимания на пыль, оглушительный шум и невыносимую жару. Наверное, если бы вдруг пошел дождь или снег, он бы даже не заметил, всецело сосредоточенный на стараниях сохранять спокойствие. Ему будут необходимы зоркий глаз и твердая рука, потому что второго шанса не представится. Памятуя о словах Кака-джи насчет пользы медитации, он сфокусировал взгляд на трещине в парапете и стал считать удары сердца, дыша медленно и размеренно, усилием воли гоня прочь любые мысли.

Толпа напирала на него слева, но он плотно прижимался спиной к стене павильона, а в щель между его коленями и парапетом не протиснулся бы и малый ребенок. Эта сторона террасы пока оставалась в тени, и камень у него за спиной все еще хранил остатки ночной прохлады. Аш расслабился, привалившись к нему, и почувствовал странное спокойствие – и сильную сонливость, чему не приходилось удивляться, если учесть, как плохо он спал с самого дня прибытия Манилала в Ахмадабад. Впрочем, при нынешних обстоятельствах, когда через час-полтора ему предстояло погрузиться в вечный сон, клевать носом было довольно нелепо.

Нелепо или нет, но Аш, по-видимому, действительно задремал, ибо, очнувшись от резкого толчка в бок и острой боли в левой ноге, он открыл глаза и увидел, что солнце стоит прямо над головой и люди внизу больше не обращены спиной к нему – они повернулись и глазеют на чатри.

На самой террасе полдюжины дворцовых стражников в шлемах размахивали налево-направо посохами, прокладывая в толпе путь к лестнице, ведущей на второй этаж, и, когда толпа, расступаясь перед ними, подалась назад, тучный джентльмен слева от Аша навалился на него и разбудил, наступив на ногу.

– Простите, – пропыхтел толстяк, пытаясь восстановить и удержать равновесие.

Казалось, он вот-вот опрокинется за парапет и упадет на головы людей внизу, и Аш схватил его за руку, помогая принять устойчивое положение, и спросил, в чем дело.

– Да какие-то знатные дамы прибыли посмотреть на сожжение, – пояснил незнакомец, надевая слетевший с головы тюрбан. – Несомненно, родственницы первого министра. Или, может, наследника? Они будут смотреть сверху, из-за тех чиков. Сам мальчик пойдет с процессией и зажжет погребальный костер. Говорят, его мать…

Мужчина говорил без умолку, сообщая сплетни, строя догадки, высказывая суждения, и Аш время от времени кивал, но вскоре перестал слушать. Во рту у него пересохло, и он жалел, что не прихватил с собой флягу воды, притороченную к седлу Дагобаза. Но за годы, проведенные в Афганистане, когда он выдавал себя за патана и соблюдал мусульманский пост Рамадан, он среди всего прочего научился терпеть жажду. А поскольку Рамадан продолжается целый месяц (в течение которого ничего нельзя есть и пить с рассвета до заката), то является серьезным испытанием на выносливость, если приходится на жаркую погоду.

Джали тоже наверняка мучается жаждой, подумал Аш. Еще одна мука вдобавок ко всем прочим, которые ей придется претерпеть в ходе долгого последнего пути по пыльной дороге, под палящим солнцем, среди жадно глазеющих возбужденных толп. И она наверняка изнемогает от усталости… от страшной усталости. Не верится, что скоро он увидит ее во плоти – настоящую Джали, а не образ, являвшийся ему в воображении последние два года. Ее чудесные серьезные глаза и нежный рот, широкий безмятежный лоб и впадинки на висках и под высокими скулами, которые ему всегда безумно хотелось поцеловать. Сердце у него перевернулось при мысли о ней, и он подумал, что ради счастья снова увидеть возлюбленную не жалко и умереть…

Интересно, который теперь час? Судя по солнцу, уже далеко за полдень, а значит, в самом скором времени тело раджи вынесут из Рунг-Махала и оно двинется в свой последний медленный путь из города. А за ним пойдет Джали… Джали и Шушила, рани Бхитхора.

Они будут в своих свадебных нарядах: Джали в желто-золотом, а Шу-Шу в алом. Но на сей раз они не будут прикрывать лица свободным концом украшенных блестками сари, а пойдут с открытыми лицам, чтобы все видели… Сати. Святые…