Далекие Шатры

Сипаи вопили и показывали пальцами, и, посмотрев в том направлении, Аш увидел единственного человека, вероятно совара, ибо он орудовал кавалерийской саблей, стоявшего над поверженным наземь саисом в кольце афганцев, которые кидались на него со всех сторон, полосуя ножами и тулварами, отскакивали и вновь бросались вперед, пока он неистово рубил налево и направо саблей, сражаясь с яростью загнанного в угол леопарда. Он уже убил двух противников и ранил нескольких; одежда на нем, распоротая в дюжине мест, пропиталась кровью, и оставалось только ждать, когда он устанет и подпустит нападающих ближе. Все закончилось тем, что на него бросились одновременно трое и, пока он отбивался от них, четвертый прыгнул сзади и вонзил нож ему в спину. Он упал, и толпа сомкнулась вокруг него, рубя и полосуя клинками, а сипаи на крыше казарм хором испустили яростный вопль.

Аш увидел, как один из них поворачивается и бежит назад по крыше мусульманской казармы, чтобы сложить ладони рупором у рта и проорать новость людям в резиденции, и услышал одобрительный рев толпы, которая ринулась ломать дверь во двор, бросаясь на нее снова и снова, точно живой таран.

Он не видел, кто выстрелил первым, но тоже понял, что выстрел произведен из древнего, заряжающегося с дула ружья, а не из винтовки, и предположил, что один из охранявших арсенал солдат взял с собой не только тулвар, но и джезайл и пальнул из него, чтобы отбить у слуг охоту прийти на помощь раненому сикху. Но после минутной тишины, наступившей вслед за выстрелом, громовой рев толпы показался в десять раз страшнее, и кровожадные вопли «Смерть кафирам! Смерть!» заставили Аша понять со всей ясностью, что шанс уговорить афганцев уйти с миром, коли таковой имелся, безнадежно упущен.

Дело дошло до насилия, и если мятежники ворвутся в резиденцию, они произведут там такое же опустошение, какое произвели в конюшнях, только на сей раз там не будет драк за трофеи, хохота и грубых шуток. Время для этого прошло. Сабли и ножи обнажены, и теперь афганцы будут убивать.

Остается только удивляться, что в таком оглушительном шуме Аш расслышал скрип отворяющейся двери в своей маленькой конторе. Но он слишком долго жил в постоянной опасности и привык обращать внимание даже на самые тихие звуки, а потому круто повернулся – и увидел на пороге не кого иного, как бывшего рисалдар-майора Накшбанд-хана.

Насколько он знал, сирдар никогда прежде не наведывался в дом мунши, однако Аша поразила не неожиданность его появления, а тот факт, что он был в изорванной, испачканной пылью одежде, босиком и дышал тяжело, словно после быстрого бега.

– В чем дело? – резко спросил Аш. – Почему вы здесь?

Сирдар вошел, закрыл за собой дверь и, бессильно привалившись к ней, отрывисто проговорил:

– Я услышал, что Ардальский полк взбунтовался и напал на генерала Дауд-шаха и что они осадили дворец в надежде вытребовать деньги у эмира. Зная, что у эмира нет средств, я помчался сюда, чтобы предупредить Каваньяри-сахиба и молодого командира-сахиба остерегаться ардальцев и не впускать сегодня никого из них на территорию миссии. Но я опоздал… А когда я последовал за этими мятежными псами и попытался их образумить, они накинулись на меня, обзывая предателем, шпионом и прихвостнем фаранги. Я еле унес от них ноги, но потом побежал к вам – предупредить, чтобы вы не выходили из этой комнаты, пока беспорядки не улягутся, поскольку слишком многие здесь знают, что вы гостите в моем доме, и половина Кабула знает, что я отставной офицер разведчиков, на которых сейчас совершается нападение. По этой причине я не решусь вернуться домой, пока беспорядки не закончатся. Меня запросто могут растерзать на городских улицах, а посему я собираюсь укрыться у одного моего друга, живущего в Бала-Хиссаре, неподалеку отсюда, и вернусь домой позже, когда опасность минует, а это, возможно, случится только после наступления темноты. Вы тоже оставайтесь здесь до вечера и не высовывайтесь на улицу, покуда… Аллах милосердный! Что это?

Это был выстрел карабина, и Накшбанд-хан подбежал к Ашу.

Стоя плечом к плечу у окна, они напряженно наблюдали за столпотворением во дворе резиденции, где разведчики, теснимые превосходящими силами противника, отступали перед тулварами и ножами вопящей толпы, отражая удары обнаженными саблями. Но было очевидно, что выстрел имел не одно только последствие.

Помимо того факта, что выпущенная в гущу потасовки пуля, несомненно, убила или ранила нескольких афганцев, выстрел, оглушительно прозвучавший в замкнутом пространстве, живо напомнил нападающим, что тулвары бессильны против огнестрельного оружия. Убедительным подтверждением этой мысли послужили три последующих выстрела, и двор словно по волшебству опустел. Но Аш и сирдар, глядя на бросившихся прочь мятежников, ясно понимали, что видят не обратившийся в бегство сброд, а разгневанных мужчин, бегущих за своими мушкетами и винтовками, – и что они скоро вернутся.

– Да будет Аллах милосерден к ним, – прошептал сирдар. – Все кончено… – А потом резко спросил: – Вы куда?