Далекий след императора

Шила в мешке не утаишь. Так и этот отказ Пожарского вскоре долетел до многих тайных его недругов. Некоторые говорили так, чтобы эти слова долетали и до ушей Симеона. Так, Фёдор Акинфович сказал:

   — Совсем распустился этот князь, — причём, презрительно на последнее слово сделал ударение.

Но дела шли своим чередом. Другие, которых обозначил Симеон, не могли, не хотели ему перечить и даже рады были исполнить его волю.

Смоленский князь Василий был на высоте от такого невесть откуда подвалившего счастья. Ещё бы! Да он раньше и думать не мог, что породнится с самим великим князем Московии.

По случаю прибытия московских гостей князь, несмотря на жару, был разодет, как петух. Кафтан синий, шитый серебром. Поверх корзно с зелёным подбоем. На плече — запона с камнем да золотым отводом. На ногах — сапоги зелёные с острыми носами. Бояре не уступают своему князю Василию. Головы их покрывали колпаки с шишами, подбитые горностаем. Пот по щекам бежал ручьём. Ничего, терпят бояре. Лишь бы достоинство своё и княжье не уронить.

Разговор заводит Кочева:

   — Князь ты наш, ясно солнышко, прибыли мы к тебе с одной заботой: дева красна князю нашему полюбилась. Слава о ней по Руси плывёт....

Когда кончил Кочева говорить сладку речь свою, подошёл к нему Василий. Обнял и поцеловал. Согласие получено, и невесту стали готовить к свадьбе по всем старинным канонам.

Её одели дома в чёрную одежду, и она должна была заниматься одним делом — грустить. Голову окутали чёрной фатой, чтобы она прятала лицо. Снять её она могла после венчания, только на третий день. Всё соблюдено. Настал день венчания.

Народу собралось видимо-невидимо. Дюжие княжеские воины с трудом очистили проход. И вот показались жених и невеста. Зазвонили колокола, задудели дудки, забили барабаны. Народ в пляс пустился, хороводы завели, точно сами женятся. И цветы! Они устлали дорогу. Невеста под тонкой вуалью, её не разглядеть. Но набитый глаз баб даст свою оценку:

   — Далеко ей до Марии!

Но разве могут эти слова, сказанные на ухо, остановить шествие?

И вот всего несколько шагов до храма. Но что это? Откуда она взялась? Чёрная жирная кошка пересекла дорогу! Она даже приостановилась, поглядела ведьмиными глазами на молодую пару. Раздались громкие голоса:

   — Ату её! Ату!

Она мяукнула, словно огрызнулась, да так, что у некоторых пробежал мороз по коже. И исчезла, как её и не было. Какая-то бабка выскочила из толпы:

   — Не ходи, князь! Не ходи! К несчастью это! К несчастью!

У невесты подкосились ноги. Кочева, шедший сзади, подхватил её. На старуху напали монахи:

   — Уходи, старая! Не кощунствуй!

И голос священника, громкий, как барабан:

   — Миряне! Церковь не верит в приметы! Это всё от язычества.

Наверное, растерявшемуся князю эти слова внушили уверенность, и он сделал твёрдый шаг вперёд.

Вскоре всё это было забыто, и Московия загудела в свадебном пиршестве. Шум, гам, смех... И нет на этом празднике одного князя, Пожарского. Не позвал его Симеон, обиделся. Вздохнул, конечно, князь и сказал:

   — Вот так, Дарьюшка, не все правду-то любят. Спохватимся, да поздно.

   — Ничего, — ответила она, — одумается, поймёт... ещё благодарить будет!

К свадьбе начали готовиться и в Новгороде. Но здесь, если она состоится, будет особая свадьба. Молодой статный боярин-вдовец, знатный и богатый, один из первых кулачных бойцов, полюбил девушку без рода и племени. Той бы радоваться, да Бога молить за такое счастье, а она, дура, ломается. И всё из-за того, что давно был люб ей один парень. По глупости они расстались. А забыть она его не может. Вот и весть пришла: погиб он! Погиб. А ей не верится. Ты что хоть, то и делай с ней. Стоит на своём: мол, сердце чувствует, что жив он.

Вот боярин и стал заходить с другой стороны. Подарки ей разные носит, наряды. Отец помогает. Завещание сделал, где половину добра своего ей отдал. Так старому боярину она полюбилась. Он её за дочь стал считать. Так с двух сторон её и обхаживали. Если капля воды гранит точит, то слово — сердце. Потихоньку оно у неё оттаивало. Чтобы ещё больше ей понравиться, решил молодой боярин в готовящемся кулачном поединке поучаствовать. Как объявил он об этом, вся софийская сторона возликовала. Держитесь теперь, ярославцы! Раньше на мосту битва проходила: кто кого с него прогонит, тот и победитель. А приз — бочка медовухи да зажаренный бык.

Были в Новгороде и те, кто о свадьбе даже мечтать не мог. Всё в тумане густом было. Среди таких оказался и Егор. Боярин даже на стройку не приезжал. Пётр тоже куда-то делся. А без них всё дело стояло. Про себя Егор решил: если не найдётся Марфа, пойдёт в ушкуйники. Была не была! Но жизнь без неё ему не мила. Где её искать? Мучил его вопрос. Ехать в деревню опасно. Староста знает, что было, бросит в яму. Нет. Без боярина он не поедет.

Вабер, видя, как грустит его друг, предложил ему в воскресенье пойти на кулачный бой посмотреть. Вначале Егор отказывался, не было настроения. Но потом тот его всё же уговорил. Битва должна была состояться на Ярославском Дворище.