Читаем Далекий след императора полностью

Тот долгим взглядом посмотрел на него и опять ничего не сказав, удалился к себе, держа под мышкой старинный ларец.

Глядя ему вслед, Дивон понял, что тот шёл и думал вернуться вновь, чтобы уничтожить или покорить пруссов совсем. Больше их самостоятельности они терпеть не будут. Дивон был прав. Да, фон Вернер шёл с этими мыслями. Почему рыцарь не напал? У него был намётанный глаз. И он не мог не заметить, что пруссы кем-то предупреждены, они готовы к битве. А это не входило в планы Конрада. «Не хватало ещё, чтобы он тут потерпел поражение. Это он сделает так, что возьмёт их тёпленькими, в постелях. А пока магистр довольствуется этим кладом. Сумма, чувствуется, немалая. Как это прусс так легко расстался с ней?

Видать, главное, хитрюга оставил себе. Ничего, отдаст...», — улыбнулся Вернер.

Поздно ночью к новгородским воротам подъехала большая группа людей. Человек сорок или пятьдесят. Они не таились и тем не вызвали подозрения. На их стук послышался сонный, недовольный голос:

   — Кто будете?

Отвечали по-русски, хотя прибыли с запада.

   — Боярин Гланда Камбила Дивонович и его люди.

   — Подождите! — был ответ с той стороны. — Доложим посаднику.

Ждать ответа пришлось долго. Когда заскрипели ворота, их встретил небольшой отряд воинов.

   — Я, сотский Степан, — представился один из них, мужчина средних лет, — посадник велел встретить вас и проводить до места.

«Местом» оказалась небольшая, лысая полянка на берегу озерка. Её с трёх сторон окружали стройные берёзки. Тут был кем-то сварганен очаг. Лежали кучкой остатки чьих-то дров. Камбила, глянув на небо, приказал готовить еду.

А утром за ним пришёл тот же Степан и коротко, похлёстывая плетью по голенищу, спросил:

   — Кто тут боярин?

Поднялся Камбила:

   — Я.

   — Пошли до посадника, — и почему-то сильно хлестнул по голенищу, как бы сказав недосказанное: пошли быстрее.

Двор посадника был в Детинце, на другом конце площади у Софийского собора. Это было полутораэтажное здание. Первый этаж наполовину был в земле. Над ней видны узкие, длинные окна. На второй этаж вела широкая лестница. Комната, куда Степан ввёл Камбилу, выглядела довольно просторной, светлой из-за трёх окон, выходящих на площадь. В комнате стоял широкий длинный стол, ослопы вокруг да кресло в центре. На подоконниках — цветы в глиняных горшках. В углу — широкий поставец. На стене, в половину её, висела белая шкура. Судя по морде, медведь. Но такого Камбила никогда не встречал. В кресле — мужик с широкими, крутыми плечами. Голова с длинными редкими волосами склонена набок. Взор пытливый. На нём кожаная безрукавка, из-под которой видна серая холщовая рубаха. Он не один. На противоположном конце стола сидел солидный человек в чёрном дорогом кафтане и белоснежной рубахе. Кольца на пальцах поблескивали алмазами, говоря об их богатом хозяине. «Никак купец, — подумал гость. — Подобных людей встречал я у себя. Только они выглядели скромнее». Камбила понял: тот, кто сидел в кресле, и есть посадник, и направился к нему. Тот, чуть пристав, через стол подал ему руку. Пальцы были толстые, ладони шершавые.

   — Камбила, — сказал вошедший и тотчас поправился: — Гланда Камбила Дивоныч, боярин.

Так назвать себя его учили знатоки русской жизни. Многому научил и Егор. «Где этот добрый, славный парень?» — мелькнуло в голове прусса.

   — Сидай, — посадник показал на ослон, стоявший напротив его.

Когда тот уселся, посадник спросил:

   — Откуда и зачем прибыл сюда? — пытливо глядя на необыкновенного гостя.

Камбила, привстав, уселся поудобнее и начал неторопливо, обстоятельно повествовать, не забыл рассказать и о Пунэ, и о брате, тевтонцах. Закончил же речь такими словами:

   — ... Дробление Пруссии началось с той поры, когда король Прутено передал королевство брату Вейдевуту, а тот, в свою очередь, поделил его между своими двенадцатью сыновьями.

До этого посадник ни разу не перебивал Камбилу, но после этого сообщения, поглядев на купчину, сидевшего в отдалении, сказал:

   — Это дело знакомо! — он даже улыбнулся. — У нас на Руси также.

   — Мне сказывали, что у вас есть крепкие князья, — произнёс Камбила, но называть их предусмотрительно не стал.

Посадник, с интересом поглядев на гостя, ответил:

   — Есть, конечно, но нам от этого мало радости.

Он вновь посмотрел на купчину. И тот впервые вмешался в разговор своим подтверждающим кивком головы и усиленным потиранием рук.

   — Как я понял, — посадник налёг грудью на стол, — твой род зажат с двух сторон. С одной — литовцы, с другой — тевтонцы.

   — Да! — подтвердил Камбила.

   — И, как я понимаю, — продолжил хозяин, — тя пугает, что, по сути, ты окружён врагами, а силы ваши не равны.

   — Не-ет! — ответил прусс и покачал головой. — Сражаться я не боюсь. Но тевтонцам нужен только я, — и ударил себя кулаком в грудь.

   — А! Понял! — и высказал своё предположение. — Обиженные тевтонцы придут, чтобы силой забрать тебя. Твой род заступится и будет много жертв.

   — Да, да, — обрадованно подтвердил Камбила.

Перейти на страницу:

Все книги серии Во славу Отечества

Далекий след императора
Далекий след императора

В этом динамичном, захватывающем повествовании известный писатель-историк Юрий Торубаров обращается к далёкому прошлому Московского княжества — смерти великого князя Ивана Калиты и началу правления его сына, князя Симеона. Драматические перипетии борьбы против Симеона объединившихся владимиро-московских князей, не желавших видеть его во главе Московии, обострение отношений с Великим княжеством Литовским, обратившимся к хану Золотой Орды за военной помощью против Москвы, а также неожиданная смерть любимой жены Анастасии — все эти события, и не только, составляют фабулу произведения.В своём новом романе Юрий Торубаров даст и оригинальную версию происхождения боярского рода Романовых, почти триста лет правивших величайшей империей мира!

Юрий Дмитриевич Торубаров

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза