…Тогда не было такого изобилия игрушек, как сегодня, а о компьютерных мониторах с джойстиками даже не помышляли. Мы росли, играли в разные незатейливые игры и много читали. Так уж вышло: я пристрастился к чтению рано. В шесть лет мама приучила меня к сказкам, а уже во втором классе я буквально «проглатывал» книги Жюля Верна и Фенимора Купера. У меня была постоянная тяга к морским путешествиям, а неуёмная фантазия била фонтаном, я даже во сне открывал всё новые и новые придуманные страны. Примерно в третьем классе отец принёс мне книжку Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания». Я прочитал её влёт, и она, эта солнечная книжка, оставила в моём сердце светлый и добрый след.
В нашей семье телевизор появился, лишь когда я оканчивал шестой класс. Всю информацию извне я черпал из тарелки радио. Странно, но походы в кино я частенько отодвигал на второй план, отдавая предпочтение книгам. Наша школьная библиотекарша постоянно удивлялась. Каждую неделю я уносил из школы домой стопку книг, которую успевал буквально «проглатывать».
Да и в жизни моей было много романтических приключений, подобных приключениям героев повести Лёлика и Оськи. После смерти мамы отец часто возил меня на отдых по необъятным просторам СССР. И все они были пронизаны добротой, человечностью, справедливостью и верой в завтрашний день… Во всяком случае мне это так восторженно казалось…
Кто не знает, что такое Петербургские трущобы? Эти замкнутые с трёх-четырёх сторон обшарпанные мрачные стены и дворы с лужами, где солнечные лучи купались-то крайне редко. Квартиры были без удобств. Вместо парового отопления – печь с дровами, вместо газа – коптящая керосинка и туалет на двадцать человек, вокруг которого постоянно собиралась очередь. Я уже не говорю о горячей воде и ванной кабине. Эта роскошь была только в мечтах, и нам, обитателям дореволюционных кварталов, приходилось смывать с себя грязь в муниципальных банях.
Окна нашей комуналки выходили как раз на такой трёхсторонний двор. Четвёртая его сторона была отгорожена от соседнего дома невысоким дощатым забором. Единственным украшением этого почти замкнутого пространства была большая раскидистая липа. Помню, как под её кроной стоял колченогий стол, где взрослые мужики по вечерам убивали время игрой в козла. Сильный звук от костяшек домино доносился до ближних окон.
А потом, когда я уже подрос и пошёл в первый класс, в городе случился большой ураган. Бедную липу вывернуло с корнями. Слава Богу, случилось это в ночное время, и никто не пострадал. Приехали работяги с бензопилами и разделали чудо-дерево на дрова, а округлую площадку, что образовалась вокруг асфальта, заровняли грунтом. Девочки нашли себе занятие писать по земле прутиками разные буквы, а мы облюбовали это место под мальчишеские игры. Удивительно, двор наш был не таким большим, три парадных, и квартир-то всего двадцать пять. Правда, за домом через арку было ещё одно приземистое двухэтажное здание, а за ним прилепились сараи. Когда-то до войны там был склад, а после его приспособили под общежитие, где нашли себе временное пристанище рабочие одного из заводов с семьями. Нет ничего более постоянного, чем временное. Годы шли, а общежитие не расселялось, наоборот, наполнялось всё больше и больше детскими голосами.
Что удивительно, двор не был пригоден для игр: вокруг окна жилых квартир, и лишь одна стенка была глухой. Её и приспособили для игры в мяч и других забав. Все мы были детьми конца сталинской эпохи. И, конечно, жили одинаково скромно. Делить было нечего. Одевали нас по-простому. Зимой – шубейка, валенки и тёплые шаровары, а летом – льняная рубашечка, короткие штанишки и сандальки на босу ногу. За столом тоже не было гастрономических изысков. Жили по средствам, и никто не выпячивался.
Нельзя сказать, что в магазинах были пустые полки. Наоборот. Прилавки ломились от разного вида колбас, от которых шёл приятный копчёный дух. Специализированные рыбные магазины были полны не только селёдкой, но и сёмгой, и осетриной. Здесь же стояли бочонки с красной и чёрной икрой. И, конечно же, цены были заоблачные. Покупать такие деликатесы могли только очень обеспеченные люди, поэтому я и другие ребята из дома обходили эти торговые точки стороной. Мы и варёную колбасу принимали за лучшее лакомство, а сладкую булочку, посыпанную сахарной пудрой, считали вообще «богемным» шиком.
Был в нашей дворовой команде мальчик. Звали его Павликом. Фамилия – Левитин. Был он на год с небольшим меня старше и на полголовы выше. Рос этот ребёнок в многодетной семье. Отец его был потомственным рабочим и трудился на заводе полиграфических машин. Мама была приставлена к дому, воспитывая четверых детишек, двое из которых были уже старшеклассниками.