Читаем Далеко ли до Чукотки? полностью

Далеко ли до Чукотки?

На белом листе блокнота, чуть наискось, в столбик, были торопливо для памяти записаны ее рукой еще несколько строк. Эти последние строки писались поутру в промокшей за ночь палатке, перед выездом на трассу, когда лагерь еще нехотя просыпался под мелким, моросящим на крыши палаток дождем…

«Специфика строительства дороги на мерзлоте? Трудности? Преимущества? Техника? Люди?» Ответов на вопросы в блокноте не было. На этом последнем — «Люди?» — запись обрывалась. А ниже белое, нетронутое поле бумаги. И за ним все смятенье ее, весь ужас перед случившимся. И невозможность сразу осмыслить происшедшее. И совершенная невозможность остаться и как ни в чем не бывало записывать бесстрастные цифры, смотреть, как смотрела вчера, в лица этих парней, что-то писать об их передовых методах. Мир ее веры, ее любви и надежды в то утро неожиданно раскололся надвое. На прошлое и настоящее. Прошлое — привычное, ясное, всегда совпадающее с ее понятиями о зле и добре, идеале и истине — вдруг отошло, откололось. И впервые открылось новое настоящее, неожиданно придавившее ее своей тяжестью. И неизвестно было, как дальше будет с ним уживаться душа, совесть, сознание.

Уже позднее, дома, в горячечном вдохновении сидя над своей старенькой пишущей машинкой, за вставленным в каретку листом, на котором уже проступал контур боли ее, протеста и крика, она понимала, что зря улетела из партии, зря не совладала с собой. Ей нужно было тогда остаться и что-то сделать. Нужно было докопаться до главного, понять, откуда же в человеке все это. Конечно, нужно было найти мужество и остаться.

Галя писала, не слыша стука клавиш, не слыша голоса матери, звавшей к обеду и к ужину. Она писала. О том, как, почему не попала тогда на объект…

В тот день с утра было пасмурно. Тугой осенний ветер сек мелким дождем палатки, крыши построек. Начальник партии дал до обеда отбой. Все собрались в одной из палаток, играли в карты на самодельном дощатом столе. И вдруг вбежал радист, взбудораженный, задыхающийся, смог только выкрикнуть:

— Собаки лося поставили! — и кинулся под свою койку, стал вытаскивать из-под нее барахло — узлы, чемодан, старый ватник — искал ружье.

— Лося?! Где? — Парни повскакали с мест.

— Да тут, совсем рядом. На опушке, — он наконец вытащил свою двустволку и коробку с патронами. — Иду, слышу, собаки ну прямо бесятся. К мари вышел, гляжу — стоит! А они вокруг, все три, ходу ему не дают. — Бледными, жесткими пальцами он заталкивал в стволы патроны. Бубнил: — Проклятье, картечи нет! А этой крупой разве его возьмешь?

— У Герки есть.

— Да он уехал.

Галя не все понимала в этих охотничьих терминах, но ей хотелось увидеть охоту. Настоящую охоту.

В палатке у кого-то еще оказалось ружье и дробь. Тоже на птицу. В каком-то нервном азарте, внезапно охватившем всех, спешно натягивали сапоги, надевали ватники, выскакивали из палатки.

Пригнувшись, бежали от лагеря под моросящим дождем сквозь сосновый лес, который становился все мелкоствольней.

Бежали молча, сосредоточенно, глухо стуча ногами по хвойной подстилке. Лай собак, сперва неслышный, становился все громче, отчетливей. Деревья расступались. Под ногами захлюпал мокрый кочкарник. Наконец, тяжело дыша, хоронясь за стволами, подступили к опушке.

Неподалеку на красных болотных мхах, видный как на ладони, стоял на высоких ногах молоденький лось. Без рогов, с большими подрагивающими ушами.

Собаки до хрипоты лаяли, метались вокруг, то наскакивая, то отпрыгивая, боясь ударов его сильных копыт. А он, напряженно следя за ними темными тревожными глазами, старался не упустить из виду ни одной, резко поворачивался в момент опасности, выкидывая белошерстые передние ноги. Он хотел выиграть этот поединок.

И тут грохнул выстрел. На мгновенье все замерло. Оцепенело. Ему пробило уши. Попало в шею. Красные пятна сразу проступили на мокрой шерсти. Собаки остервенело залаяли. Он вскинулся, повернув морду к лесу. «По глазам бей! — раздался крик. — По глазам!» Сразу громыхнуло еще и еще. И потекли по морде лося вместе с кровью его глаза…

Его расстреливали уже слепого. Палили по крупной цели. А он вслепую поворачивался на лай собак. Но на таком расстоянии убить его дробью было нельзя! И, ругаясь в бессилии, они выскочили из леса, бросились к нему по мокрым кочкам. Но лось, услышав их, повернулся и, вскинув незрячую голову, наугад поднимая ноги, кинулся от них прочь, в болота. Собаки скоро отстали. И Галя, стоя в отдалении, за стволами, смотрела, ошеломленная, как он все убегал и убегал, становясь все меньше и меньше, пока совсем не исчез в дождливой болотной мгле.

— Все. Там его черта с два возьмешь! — с досадой плевались парни.

— По-дурацки все вышло.

— Да уж, хорошего мало, поели свежатинки, называется…