— Ну, здравствуй! Старушка! — радостно забасил Лукашин. — С приездом, милая. Что скоро так? — голос звучал счастливо, благодушно. — Отписываешься? Давай, давай, лапушка. А то Наталья уже спрашивала. И не зажимайся там, пиши щедрей, просторней. «Подвал» получишь, ясно? — И уже совсем по-иному, тихо: — Ну, как ты там? Хоть скучала?.. Когда увидимся? — смолк в настороженном ожиданье ответа. — Или опять нет?..
Она вертела шнур телефонной трубки:
— Понимаешь, материал очень сложный. Ты прочтешь?
Он удивился:
— Шутишь?.. Что значит «сложный»? О сибирских строителях для воскресного номера — сложный?
— Я даже не знаю… В общем, надо, чтобы ты прочел.
Помолчали.
— Я, разумеется, прочту. Но в конечном счете все опять же решает Наталья. Ты лучше сразу ей отдай. Я-то всегда успею… Алё? Ты слышишь?..
Она не могла ответить. Стояла молча, словно оглохнув. А он продолжал бодро:
— Во всяком случае, пиши больше, просторней, чтоб было из чего сокращать…
«Просторней» у нее не получилось. Вышло пять страниц. Пять страниц, словно крик, — написанных на одном дыхании. И ей так надо было их напечатать. Так надо увидеть на полосе. Но главное, чтобы там, те, на трассе, увидели и прочли, и может быть, поразились, задумались, найдя отраженным в слове, в образе собственный свой поступок.
В понедельник, уже в конце дня, Галя положила страницы на стол Наталье.
Закончив читать, та аккуратно опустила листочки на стол. Откинулась на спинку кресла. Пригладила страницы красивой рукой в кольцах.
— И это все? — с участием, как-то горько смотрела на Галю умело подведенными, в пушистых ресницах, глазами.
— Все, — Галя сидела напротив, вся в напряжении, смежив на коленях руки, смотрела куда-то в сторону. Вернее, она смотрела в окно, большое старинное окно особняка, где размещалась их редакция. Там, за мокрым от дождя окном, пульсировала, светилась вечерняя Москва. Полосуя мокрую гладь асфальта, неслись потоки машин, на их лакированных крышах и на тротуарах поминутно вспыхивал отсвет неоновых реклам: то малиновый, то ртутно-холодный, то зеленый, как под водой. И от этого пышные светлые волосы Натальи разноцветно, по-новогоднему вспыхивали.
— Вы человек способный, — заговорила она мягко, но наставительно. — И пишете хорошо. Ваши последние материалы всем понравились. Очень живые, лиричные. И про Гжель, и о совхозе «Отрадном», — чиркнув спичкой, закурила, и огонек сигареты одинаково красно вспыхнул в ее зрачках и в камешке перстня. — Только, я думаю, — она слегка затянулась, — вам следует научиться отделять в материале нужное от ненужного. Это надо делать даже до написания. Да, да, этому можно научиться. Мы все прошли через это. Вы посмотрите, как безошибочно пишет Трунин. Да и Лукашин. — Она развела руками: — Вы, понятно, молоды, а это дается с опытом. С многолетним и тяжким опытом.
— Впечатления нельзя запланировать, — глухо сказала Галя.
— А мы и не планируем впечатления, — Наталья была спокойна. — У нас газета. И надо писать с учетом задачи. — Улыбнулась: — Вы со мной не согласны?
По оконному стеклу, струясь, стекали дождевые потёки. Они вспыхивали красным пламенем, тревожно искрились, плавили город в своем огне. Он горел и угольно рушился. Превращался в нереальный, пылающий мир.
— Я сознаю, что писать вы можете, что это раздумье о человеческой нравственности. Но что это? Очерк, рассказ, заметка? Разве это можно печатать? — теперь ее волосы в свете реклам стали золотыми, сияли, как нимб. Она стряхнула сигарету о край хрустальной вазочки, служившей пепельницей, опять затянулась. — Я человек покладистый. И вы это знаете. Но я не могу показать это главному. Не могу. Уверена, что и Лукашин вас не поддержит. Даже ручаюсь… — и со значением помолчала. — Поскольку это все не о том, — и протянула Гале ее листочки. Посмотрела с надеждой и умудренностью: — Может, у вас есть еще материал? Видали же вы там еще что-нибудь? Их быт, работу, праздники, что ли?
— Да, — Галя сворачивала страницы трубочкой. — То есть нет.
Наталья вздохнула:
— Даже не знаю теперь, как рассматривать эту вашу командировку, как отчитываться? Как быть с бухгалтерией? — придавила окурок и встала. — Как видите, вы не справились. И с дальнейшими командировками пока подождем.