Далеко от яблони. Родители и дети в поисках своего «я»

Клинтон научился устанавливать границы в общении с людьми, которые воспринимают его рост как разрешение отказаться ото всех социальных правил: «Я всегда очень расстраивался. Раньше я бы заплакал. Теперь я просто подхожу к человеку. Моя мама всегда твердит: „Будь милым, будь приятным“. Но иногда ты не можешь быть милым. Я прошел мимо стола этого парня, а он говорит своему другу: „О, боже мой, ты только посмотри на этого лилипута“. Я сказал: „Даже не вздумай сказать это еще раз“, – и опрокинул его пиво ему на колени. На детей нельзя кричать. Они же еще не знают, как правильно. Я подхожу к родителям: „Слушайте, почему бы вам не научить своего ребенка манерам и не провести пару-тройку уроков хорошего тона?“ И в стильных местах ничем не лучше». Я вспомнил этот разговор, когда через год мы с Клинтоном обедали в хорошем ресторане в центре Манхэттена, в месте, которое он выбрал, потому что оно было рядом с его офисом. Пока мы шли к нашему столику, все, мимо кого мы проходили, прекращали разговор и глядели на нас, за исключением нескольких, кто бросал взгляд искоса. Если бы я пришел с каким-нибудь кошачьим лемуром или с Мадонной, я вряд ли бы добился более пристального внимания.

В 18 лет Клинтон нашел свою первую летнюю стажировку в сфере финансов; пять дней в неделю он добирался до офиса Merrill Lynch на Манхэттене на скутере, поезде и метро, полтора часа в одну сторону. «Я хочу иметь в своем арсенале образования все, что только возможно. Мои родители слишком беспокоятся обо мне, и мой способ избавиться от этой гиперопеки – стать финансово и физически независимым. Я очень много времени проводил в больнице, поэтому мои родители были моими лучшими друзьями. Теперь у меня нет границ. У меня нет запретов. Я так много хочу сделать».

Главный вопрос в жизни Клинтона – мобильность. На большие расстояния он ездит на самокате. Ему становится больно, когда он ходит пешком, и гораздо быстрее, чем Тейлору ван Путтену, например. «Мои бедра, колени и суставы в очень плохом состоянии. Между костями нет хрящей. От холода становится только хуже». И все же я был впечатлен тем, как изящно Клинтон может управлять своим телом. Он мог обхватить своими негнущимися пальцами рукоять вилки или ножа. «До многого я дошел сам. Я привык брать пиццу или бутерброд и класть их себе поверх руки. Пишу двумя пальцами. Если бы я мог что-то изменить, я бы хотел ходить, как нормальный человек. Но я танцую всю ночь напролет. Я делаю все». Когда я впервые встретил Клинтона в АМЛ, он танцевал; он оставался на вечеринке еще долго после того, как я лег спать. На следующий день он еле ходил от боли, но был на седьмом небе от счастья и дразнил меня тем, что я был единственным человеком среднего роста на танцполе: «Ты выделялся как карлик».

Летом Клинтон работал в Merrill Lynch в юридическом отделе, заполняя формы, и был полон решимости добиться продвижения по службе. После окончания учебы он был нанят Mutual of America Capital Management Corporation, где готовил отчеты о прибылях и убытках и справки для технических аналитиков, получал котировки акций в реальном времени и помогал брокерам определять тенденции движения определенных акций в интернете. Во время работы там он столкнулся с ограничением доступа в метро. Клинтон получил разрешение выступить перед начальством Управления транспорта Нью-Йорка на их следующем публичном собрании. Придя в конференц-зал в центре города, я обнаружил толпу его друзей и родственников, которые пришли поддержать его. «Я стою перед вами как представитель всех инвалидов Нью-Йорка, – сказал Клинтон спокойно и уверенно. – Моя история касается нарушений Акта об американцах с инвалидностью, нарушения гражданских прав и явно опасной ситуации для всех людей, прикованных к инвалидным коляскам, которые пользуются метро и поездами MTA. Цель этого выступления – показать, что происходит в вашей транспортной системе, рассказать, что это значит для людей, на которых она влияет, и добиться разрешения этой проблемы. Я прошу вас стать моими товарищами по команде в поисках равенства и работать вместе, чтобы справиться с задачей». Позже за завтраком Шерил призналась, что она никогда, никогда не смогла бы поступить так же.