Далеко от яблони. Родители и дети в поисках своего «я»

В то время как большинство детей в раннем возрасте будут играть с игрушками, подходящими для любого пола, трансдети часто отказываются от игрушек, связанных с их биологическим полом. Хейно Мейер-Бахльбург описывает этих детей как «гендерно атипичных от рождения». Шкала гендерного поведения распределяет людей между полюсами крайней мужественности и крайней женственности. Типичные мальчики имеют стандартное отклонение 3,5–5 в сторону мужественности, а девочки – такое же в сторону женственности. Но трансдети будут иметь тенденцию к отклонениям 7-12 от нормы в противоположном направлении от их биологического пола. Другими словами, биологические мужчины становятся более женственными, чем большинство женщин, в то время как биологические женщины становятся более маскулинными, чем большинство мужчин. «Как будто их игра сродни выбору политической партии», – говорит Спэк. Взрослые люди с расстройством гендерной идентичности демонстрируют клинически значимый уровень дистресса или ухудшения социального и профессионального функционирования[1507]. Некоторые дети без диагноза проявляют его признаки во время полового созревания или после него; и наоборот, только четверть детей с гендерной дисфорией демонстрируют полную кросс-гендерную идентификацию в подростковом возрасте[1508]. Другими словами, иногда их игра ничего не говорит об их будущей идентичности, а иногда она значит все. Вот почему решения о том, как их воспитывать, настолько сложны и чреваты проблемами.

Многие профессионалы, которые работают с трансдетьми, считают, что общество в целом их подводит. Келли Уинтерс, основатель GID Reform Advocates, писал: «Поведение, которое было бы обычным или даже образцовым для мальчиков и девочек, соответствующих своему полу, представлено как симптом психического расстройства для детей, не соответствующих полу»[1509], то есть то, что считается здоровым для девочки, считается симптомом психического заболевания у мальчика. По мнению активистов, диагноз «гендерная дисфория» используется не только для того, чтобы предотвратить идентификацию мальчиков в качестве девочек и девочек в качестве мальчиков, но и как инструмент стигматизации или предотвращения женоподобной гомосексуальности и мужеподобного лесбиянства. Стефани Брилл добавляет: «Ребенок мужского пола, который говорит: „Я должна быть девочкой, потому что только девочки хотят делать эти вещи“, – не доказывает того, что он трансгендер; он демонстрирует признаки сексизма». Джеральд Мэллон и Тереза Декреценцо, социальные работники с опытом работы в этом сообществе, сетуют на то, что биологическим мальчикам предписывают «спортивную коррекцию», а биологическим девочкам – «коррекцию путем обучения этикету»[1510]. Во время заседания Американской психиатрической ассоциации в 2009 году протестующие собрались на демонстрацию с лозунгом Reform GID Now! («Пересмотреть взгляды на гендерную дисфорию!»). Диана Эренсафт из Гендерного центра для детей и подростков в Беркли, штат Калифорния, где она специализируется на работе с детьми с проблемами гендерной идентичности, сказала: «Психиатрия наносит перманентный вред детям, которые не являются „гендерно нормальными“; их перевоспитывают и переучивают»[1511].

Другие активисты, однако, выступают против отказа от диагностической категории. В книге «Загадка гендера» (The Riddle of Gender) Дебора Рудасилль пишет: «Диагноз узаконивает целый ряд гормональных и хирургических вмешательств, которые оказали помощь тысячам транссексуалов и трансгендеров. Активисты, утверждающие, что „медицинская модель“ гендерных различий „патологизирует человеческое разнообразие“, как правило, упускают этот момент. Без какого-либо диагноза перемена пола становится не чем иным, как своего рода экстремальной пластической хирургией/улучшением тела или, по мнению критиков, причудой, модой, увлечением»[1512]. Присутствие расстройства гендерной идентичности в DSM облегчает получение выплат для психологической поддержки, в которой могут нуждаться трансгендерные люди; Уильям Нэрроу, возглавлявший разработку DSM-5, сказал: «Вред запрета на переход – это стигматизация, а потери от удаления диагностической категории – это неполучение помощи. Задача состоит в том, – продолжал он, – чтобы создать ситуацию, при которой помощь может быть не только доступна, но и расширена, а дискриминация – уменьшена»[1513]. Это затруднительное положение перекликается с опытом глухих людей и карликов, которых может не заботить ярлык инвалида, но которые нуждаются в нем для обеспечения жилья и услуг.