Далеко от яблони. Родители и дети в поисках своего «я»

Когда я познакомился с Хейли и Джейн, Ханна не жила дома уже семь месяцев. Женщины видели своего ребенка в течение часа терапии и одного двухчасового контролируемого посещения дома каждую неделю. Им не разрешалось звонить Ханне, а ей не разрешалось звонить им. Наступил восьмой день рождения Ханны, и Хейли и Джейн сделали все возможное, чтобы превратить его в праздник. «У меня был маленький подарок, – рассказывала Хейли, – я отдала его Ханне и сказала: „Держи, малыш“. Она посмотрела на меня так, словно хотела сказать: „Мама, ты меня больше не принимаешь?“ Социальный работник вышел на секунду, и Ханна тут же посмотрела на меня и спросила: „Ты имеешь в виду 'малышка'“? Я ответила: „Когда эти люди рядом, я не могу так говорить“. Я чувствовала, как это низко». Джейн сказала: «Как можно просто сказать ребенку: „Вот здесь и здесь ты можешь быть самой собой, а здесь – нет“? Какое противоречивое сообщение при этом ему транслируется?» Хейли ответила: «Я не знаю, что я должна говорить, а что нет. Мой самый большой страх – вернуть ее, а потом снова потерять. Определенно, если она будет собой, это будет очень опасно для нее и для нас».

Родители имеют право переживать за своих трансгендерных детей. Уровень предубеждения против них невообразим для тех, кто не сталкивался с этой проблемой. В 2009 году Национальный центр по вопросам равенства трансгендеров и Национальная целевая группа по геям и лесбиянкам опубликовали большой опрос трансгендерных людей[1577] из каждого штата и территории Соединенных Штатов, причем их этническое распределение было примерно сопоставимо с процентным соотношением населения в целом. Распространение опросника в интернете означало смещение в сторону относительно обеспеченных людей. Четверо из пяти опрошенных подвергались в школе преследованиям, физическому или сексуальному насилию, причем почти половина преследователей были учителями. Хотя почти 90 % из них окончили хотя бы один колледж, по сравнению с менее чем половиной населения в целом они в два раза чаще становились безработными. Каждый десятый подвергался сексуальному насилию на работе, и почти столько же подвергались там физическому насилию. Четверть были уволены за гендерное несоответствие. Они сталкиваются с нищетой в два раза чаще, чем население в целом. Каждый пятый был бездомным; треть этой группы получила отказ во въезде в приют из-за своего гендерного статуса. Треть из них откладывали или избегали медицинского обслуживания из-за неуважения или дискриминации со стороны медицинских работников. Более половины трансмолодежи совершили попытку самоубийства по сравнению с 2 % населения по суицидальным попыткам в целом. Показатели злоупотребления психоактивными веществами и депрессии ошеломляют. Примерно от 20 до 40 % бездомной молодежи являются геями или трансами, и более половины цветных транслюдей зарабатывают проституцией[1578]. Один секс-работник в приюте для трансдетей в Куинсе, Нью-Йорк, сказал: «Мне нравится внимание; это заставляет меня чувствовать себя любимым»[1579].

Альберт Кэннон и Роксана Грин с самого начала знали, что их сын Моисей не был мальчишкой[1580]. В два года он хотел играть в куклы и был гораздо больше заинтересован в выборе одежды, которая будет хорошо смотреться на его сестре, Шаконе, чем в игрушках для себя. В старой части Сиракуз, где они жили, на улицах процветала жестокость; Альберт беспокоился о своем сыне, но никогда не пытался изменить его. «Бог запутал моих детей, – рассказывал Альберт. – Шакона более мужественна, чем Моисей». Моисей настаивал на том, чтобы каждый день ходить в школу в лакированных ботинках, его называли педиком и постоянно избивали. «Он мог играть в мяч и бегать, – сказал Альберт. – О Боже, неужели когда-то мог! Но его это не интересовало». К тому времени, когда Моисею исполнилось 14 лет, Альберт уже знал, что происходит. «Я спал в гостиной, а он был в дальней комнате со своими подружками, учился прятать „это“ и смотрел, может ли он выглядеть, как женщина».

В 16 лет Моисей написал родителям: «Я собираюсь купить женскую одежду и стану женщиной. Если вы не сможете принять это, я убью себя». Роксана постучала в дверь спальни Моисея: «Ты уверен, что это именно то, что тебе нужно? Тут полно людей, ненавидящих геев». Он сказал: «Мамочка, если это смущает тебя, я просто уйду». Я ответила: «Ты никогда не сможешь смутить меня», – рассказывает Роксана. Альберт был недоволен, но через несколько дней смягчился. «Ни один мужчина не может сказать, что в нем нет ничего женского, – сказал он. – Если кто-то так говорит, то они лгут сами себе». «Но я парировала: „Ты уверен, что готов к тому, как отреагирует мир?“ Моисей ответил: „Вопрос в том, готов ли мир для меня!“ – на что я произнесла: „Даже я не готова, милый“».