У Тейлора ван Путтена спондилометафизарная дисплазия по типу Козловского – заболевание, которым в среднем страдает менее одного человека из миллиона[409]
. Для этого состояния характерен относительно высокий для карлика рост – рост Тейлора 4 фута 6 дюймов, – и у него нет характерных черт лица, обычных для людей с ахондроплазией. Тейлор родился ростом 21 дюйм, весом 8 фунтов 9 унций[410] – эти цифры не предполагали карликовости. До его второго дня рождения рост Тейлора превышал 90-й процентиль. Тем не менее у него было немало проблем. Когда мать Тейлора, Трейси, двигала его ноги, чтобы сменить подгузники, он кричал от боли, а когда начал ходить – примерно в год, – он явно испытывал сильный дискомфорт. Он всегда хотел, чтобы его взяли на руки и отнесли. «Что-то было не так, – рассказывал отец Тейлора, Карлтон. – Но ни эндокринологи, ни ортопеды не могли найти ничего плохого до тех пор, пока Тейлора не осмотрел генетик из Стэнфордского университета, который направил семью к специалисту по карликовости в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, где Тейлор получил свой первый настоящий диагноз».Когда я встретил 16-летнего Тейлора, он перенес четыре операции по выпрямлению конечностей, у него были серьезные проблемы со спиной, его грудная клетка давила на легкие, и врачи рекомендовали заменить оба его бедра. «Я нахожусь в гипсе уже 40 недель, это почти год моей жизни», – сказал он. Он описал мне, как постепенно начал понимать, что физические страдания будут до определенной степени его постоянными спутниками, пока он жив.
Мать Карлтона ван Путтена была одной из 11 детей в семье чероки в Северной Каролине. Ее семья предпочла не присоединяться к резервации и была отвергнута людьми чероки. Поскольку они были цветными, то подверглись остракизму и со стороны белого сообщества. Они выросли в доме с земляным полом, который ее мать дезинфицировала мочой. В колледже она познакомилась с отцом Карлтона, темнокожим мужчиной с Карибских островов. Сразу после свадьбы отец Карлтона устроился на работу в Калифорнии. Когда они ехали через всю страну, многие отели не разрешали им останавливаться в одной комнате, потому что он был черным, а она – нет. «История моих родителей подготовила меня к тому, чтобы стать отцом Тейлора, – признался Карлтон. – Моя мама заходит в этот отель, и для парня из отеля она – белая. Но в ее сознании она – черная. Иногда возникает большое расхождение между тем, как мы видим себя, и тем, как мир видит нас».
Когда им озвучили диагноз Тейлора, ван Путтены задумались над тем, как нормализовать свою жизнь. «Мы забивали свои головы книгами о позитивном мышлении, – рассказывала Трейси. – Моей главной заботой было повысить его самооценку. Мы, наверное, переборщили, потому что Тейлор в итоге постоянно находится на грани самоуверенности. Куда бы он ни пошел, он заводил друзей, которые действительно заботились о нем, как телохранители. Я-то в самых страшных своих мыслях представляла, как его запихивают в шкафчики или мусорные баки. А этого как раз и не произошло». Тейлор рассмеялся, когда услышал это. «Единственный раз, когда меня поместили в шкафчик, мне заплатили за это десять долларов, – сказал он, – и это того стоило».
Дела снова забросили Карлтона на восток, и Тейлор посещал начальную школу в Бостоне. Он был, по его собственным словам, «школьной знаменитостью»; его брат Алекс сказал мне: «Тейлор был королем». Тейлор поразительно красив, и его пропорции не были заметно карликовыми, пока ему не исполнилось десять лет. «Вот тогда и началось пристальное внимание, – вспоминает он. – Это тоже естественное любопытство, которое заставляет кого-то замедлить движение, чтобы посмотреть на дорожно-транспортное происшествие и узнать, не погиб ли кто, есть ли кровь. Нам просто нужно взглянуть». Семья ван Путтен переехала в пригород Сан-Диего, когда Тейлор оканчивал пятый класс. Переход в среднюю школу был не таким уж плохим, но потом, когда семья купила квартиру в нескольких милях оттуда, в Поуэй, школу пришлось сменить снова. «Это период злобы и замедления социальной жизни, – рассказывал Тейлор. – К седьмому классу все обзавелись друзьями. А я был в том состоянии, когда говоришь себе: „Да чего ради я буду пытаться снова?“ Именно тогда я начал смотреть на себя в зеркало и думать: „Мне все это совершенно не нравится. Ноги – короткие, приземистые, искривленные и непропорциональные. Да вообще все: руки, кисти рук, ногти на ногах“».
После одной из операций Тейлору прописали сильные обезболивающие. «Я понял, что кайфую, и мне это понравилось, – признался он. – Я курил много травки, принимал экстази, кислоту, грибы». Трейси была расстроена, но не удивлена. «Он был зол на нас и решил, что так нас накажет», – сказала она.