Далекое имя твое...

Ольга стояла вся белая, сесть боялась: сейчас Имре найдут.

— Подходим к избе — тихо у тебя. Раньше кобель голос подавал. Сдох, что ль?

— Сдох… Гости заезжали вроде вас. Дорогу спрашивали по осени.

— Прикончили? — догадался разговорчивый. — Ты что ж нас с гостями равняешь?

Другой молчал, слова не произнес, будто не слышал.

Дед только вздохнул тяжело, не желая распространяться.

— Нелюдимый ты какой, дед. Вот проведывай тебя…

— Такая у вас работа.

— Да уж… — разговорчивый поскреб лоб задумчиво, — работа — не позавидуешь. Ладно, перекурим да пойдем. Правда, сбились. Еле пролезли у Анютино. Снегу насыпало… Табак-то есть у тебя? Где прячешь?

— Вон в гарнушке…

— И как вы тут в такой дыре сидите? А с другой стороны, как у Христа за пазухой.

Свернули цигарки, задымили, будто поплыли в синем облаке.

— Ох, крепок! Как он у тебя такой получается? Весь в хозяина… Правильно говорю, Игнат Васильевич?

— Вам виднее.

— Какой-то ты неразговорчивый нынче.

— Слава Богу, наговорился… — не сдержался старик.

— Нездоровится ему, — вмешалась Ольга, — всю неделю больной валяется. Я уж в деревню за лекарствами бегала.

Пока Ольга говорила, напарник всю избу молча обзыркал. Хорошо, что утром Ольга ведро в сенцы отнесла, под лавкой спрятала. А больше — что могло вопросы вызвать? Стол, табуретки, полати с накинутым одеялом… Все на виду. Ничего лишнего.

— Правда, наши фрицев погнали? — спросил дед.

— Где слышал? — сразу насторожился молчаливый.

— Дык внучка в Березовку бегала, там и слышала.

— Правда, правда… Ну, пора нам, а то к сумеркам не успеем добраться до места. Ишь как рано темнеет. Тут никого мимо не видать было вчера, позавчера?..

— Вроде нет, — отозвался дед. — Теперь тут разве на танке по такому снегу… Бывало, всю ночь прожектора по небу бегают, канонада… Теперь откатились, слава богу, вороны не слышно.

— Что-то ты, Игнат, все Бог да Бог… Помог тебе твой Бог, когда ты сидел?..

— Куда уж. Кроме вас некому помочь теперь. И то — посадить только, — не удержался Игнат Васильевич и отвернулся, не желая разговаривать.

— Ничему ты там не научился, вижу… — с затаенной угрозой усмехнулся разговорчивый.

— Ладно, пойдем, — дернул его за локоть молчаливый напарник. — Не наговорился дед. Некогда нам тебя развлекать. На всякий случай поглядывай.

— А что?

— В Сухой Балке парашют собаки нашли. Есть данные — с подбитого самолета. Так что, если что, сами понимаете, — он многозначительно глянул на Ольгу и деда.

И тут же беззаботно:

— Ох, тепло-то как у вас, а нам опять на мороз… Между прочим, красивая у тебя внучка, дед. Береги. Будем иметь в виду…

С тем и отбыли.

Старик, до того не бравший трубку в рот и глядевший, как пришельцы дымили, сейчас торопливо набил ее табаком, долго разжигал, ни слова не говоря. Прокуренные пальцы его дрожали.

— Бога не поминай… Дай тебе власть, сам, паршивец, выше Бога сядешь, — заворчал старик. — Без штанов бегал: «Дядь Игнат! Дядь Игнат!» Увертливей шшынка был, так, бывалыча, и смотрит в глаза, подачки ждет. Так дерьмом и вырос: сдал — и глазом не моргнул. Для плану, видать.

Еще посидели, уже в темноте. Молча. Видя только силуэты друг друга.

— Как думаешь, ушли? — тихо спросил старик. — Поди, выгляни осторожно. Только накинь на себя что-нибудь.

Через пару минут Ольга вернулась, в сенцах погромыхала запорами, облегченно сообщила:

— Ушли, далеко уже. Но вначале постояли. Слушали, должно быть. Что-то они заподозрили, дедушк. Ты заметил: один-то разговорами отвлекал, а другой все зыркал по сторонам, я думала, заставит подпол открыть… Ты что, знаешь их?

— Как же. Одного, разговорчивого, — Фролка бесштанный. Он меня и сажал, сволочь, тьфу! Это он перед тобой еще сдерживался. А то что ни слово, то мат. Ладно. Не станут они возвращаться… Уже нажрались где-то, домой пойдут. Вытаскивай нашего квартиранта. Эт сверху на землю смотреть интересно, а из подпола особо не наглядишься…

Имре вылезал наверх, как пес побитый. Одно дело лицом к лицу с судьбой своей встретиться, другое — в прятки играть, ждать, когда тебя за шиворот вытащат. И уже не за себя переживал, — за Ольгу с дедом. Им в первую очередь рассчитываться. А от него, значит, не отстали. «И снег не помог: нашли парашют, теперь и меня искать будут. Вот ведь какая закавыка. Надо срочно решать что-то. Не получилось курорта».

— Ну что, сынок, по расстрелу мы с тобой заработали. Получить осталось, — посасывая костяной мундштук, подытожил дед, когда Имре расположился напротив. — Я-то думал, наконец война отступилась. Не слышно ее. А войне не всегда, оказывается, шум нужен. Чего-то надо придумывать.

— Уйду я сегодня же! — решительно отрезал Имре. — И концы в воду. А что со мной будет — дело десятое. Зато вас никто не тронет.

— Ишь ты, — как сухой порох! Все мадьяры такие? Ты бы лучше о своей Венгрии рассказал, Ольгу бы успокоил. А то вон сидит сама не своя. А завтра решим, что делать.

— Почему ты не сдашь меня? Прости за резкость, — раздраженно сказал Имре.