Потом он поприветствовал собравшихся и решил отправиться спать, оставив в недоумении маркизу, ее приглашенных и слуг-китайцев. Он был горд собой и в машине рассказал мне, что только что чуть не умер от избытка счастья. Гала купила замок в Пуболе, из Америки прибыли внушительные чеки, доктор нашел его совершенно здоровым, и малышка Аманда довольна, он в этом не сомневается, после прошлой ночи. Он мне протянул руку помощи, но я оставалась безразличной. Кроме того, он скоро собирается уехать в Мадрид, чтобы «попросить ключ, ключ от музея». Он стал напевать каталонскую песенку «Tirame la clau, tira mi, Tirame la clau», что означало «брось мне ключ, брось мне ключ…» — Я хочу ключ Веласкеса. Он был официальным придворным художником, и его мастерская располагалась прямо в королевском дворце. И как только Франко восстановит в Испании монархию, я буду его придворным художником, и моей мастерской станет музей в Фигерасе… В будущем месяце мы едем в Мадрид!
Несмотря на то, что Дали без конца беспокоили журналисты и поклонники, ему удалось показать мне город, лавочки, старые улочки, где прошла его молодость и молодость Пикассо. Он часто водил меня в Carre de la Paja, квартал, где царствовали антикварные лавочки, и покупал мне старые открытки, переводные картинки времен его детства… Мне больше всего понравился великолепный медальон из голубой королевской эмали с надписью внутри. Я не знала, где все это хранить. Он подарил мне несколько своих волосков и даже выдернул волосок из знаменитого уса, который я привязала к листочку клевера с четырьмя лепестками. «Таким образом вы принесете мне счастье», — сказала я в шутку.
— Нет. Совсем не так, — возразил он, — это вы мне приносите невероятную удачу. С тех пор, как я с вами познакомился, все идет чудесно, вы мой добрый гений!
— Но почему же мне так не везет?
— Потому что вы маниакально депрессивны, я вам уже говорил. Вам нужно перестать страдать и находить удовольствие в своих несчастьях. Ваш дух пропитался лондонскими туманами, как картины Тернера, самого отвратительного художника всех времен и народов.
— Как, вам не нравится Тернер? Но это самый великий английский художник?!
— Английских художников не существует. Как, впрочем, русских и венгерских. У каждой страны есть своя специализация: все художники-испанцы, итальянцы и редко французы; музыканты — итальянцы и немцы. Но успокойтесь, у вас есть неплохие писатели. Шекспир, лорд Байрон… Конечно, вашей литературе не хватает Кальдерона де ля Барка. Ах, «Жизнь есть сон»! Как бы я хотел, чтобы вы увидели эту пьесу. Но за неимением лучшего пойдемте полюбуемся на достопримечательности площади Реаль.
Эта площадь была местом тусовки наркоманов, альфонсов и зевак, но могла похвастаться магазином, где было все, от чего Дали сходил с ума: скелеты, чучела животных, огромные макеты молекул или растений. Мэтр впал в экстаз при виде акульих челюстей и велел доставить их в «Риц».
На обратном пути мы проходили мимо кабаре, где танцевали фламенко и где подвизалась Картагенере.
— Ах, я совсем забыл, нужно непременно познакомить вас с Картагенен. Она одна поет «Мой мужчина» по-испански, она великолепна!
Ужинать мы собирались у Рено, куда Дали пригласил маркизу де Сен-Инносен. Она прибыла в сногсшибательном «Роллс-Ройсе», лакированном и позолоченном, украшенным элементами китайской живописи, как ширма Коромандель. На маркизе в тот день был парик «фуксия», несметное количество драгоценностей и пенсне, тоже украшенное драгоценными камнями. Огромная толпа собралась поглазеть, как она выходит из «Роллса» в сопровождении безмолвного седого мужа. Даже на Дали это произвело впечатление. Она ела только орешки и решила отвезти нас в отель. Внутри «Роллс» был не менее экстравагантен, чем снаружи: подушечки, бар, панно, деревянная обшивка, украшенная миниатюрами. Эта машина была такой драгоценной, что на ней очень редко ездили. Вся жизнь странной маркизы была не более, чем спектаклем, который она разыгрывала с помощью мужа, исполнявшего все ее капризы. Происхождение ее состояния было загадочным. Никто не знал, были ли ее драгоценности настоящими или фальшивыми. Но это мало смущало Дали, находившего ее необыкновенной.