Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941)

Место свободной воли человека в мире можно представить себе так: маленький участок мировой жизни дан в распоряжение человека, так что он может распорядиться в нем подобно тому, как в остальном великом целом распоряжается Бог. При этом человек постоянно убеждается, что Бог распоряжается наилучше; поэтому в своем маленьком участке человек видит себя принужденным постоянно возвращаться на общий путь мировой жизни, в своих распоряжениях видит идеалом Божии распоряжения. Так, в частности, он по-своему распоряжается, например, относительно своего тела; но вскоре замечает, что таким образом он ухудшает его, приучая к собственным распоряжениям (ибо свобода человека и состоит в том, что он может приучать явления жить по его плану – «человеческое творчество»). Прежнее «естественное» течение жизни его тела оказывается наиболее «нормальным» и, значит, «должным». Таким образом, человек постоянно возвращается все-таки к Богу; но он может вернуться к нему лишь свободно. И в этом, во всяком случае, получается большое преимущество «универса», что в нем есть свободное, т. е. сознательное возвращение к своим исконным порядкам, которые из «роковых» и «нормальных» становятся теперь Божественными.

До сих пор история мысли есть не история того, как развивалась «истина» в понимании мира, а собрание тех умных вещей, какие в то или другое время приходили в человеческую голову.

Современная философия считает критерием истины то, что не может служить определителем истинности в собственном смысле, а то, что лишь может назвать ту или иную мысль глупою или умною, т. е. в данный момент затрагивающею нашу душу или кажущуюся ей абсолютно внешнею, смешною.

Главное смешение понятий, каким грешит наше время, это смешение разумного и объяснимого. Человек все научился объяснять, и ему от этого кажется, что стало все «естественное» разумным. Человека удивило, что он научился все объяснять, что для него все стало «естественным», и он стал все свое считать разумным. «Все мое – разумно» – вот боевой клич нашего индивидуализма, во имя которого совершаются величайшие неразумности.

Человек есть по природе существо «зажирающееся», т. е. способное везде осуществить торжество своего личного, скверного Я. Лучшие условия, в которые он (всегда более или менее «случайно») попадает, не воскрешают, не поднимают его, а лишь дают ему случай еще раз применить, приложить и утвердить свое внутреннее, низкое, ничтожное Я.

Христианство уже дало понять те дурные стороны, которые присущи, которые «естественны» нашему существу. Не разрушайте же, не закрывайте этого понимания вашим провозглашением, что все «естественно» или что все «естественное» – хорошо.

7/8 февраля

Одна из очень больших бед нашего времени состоит в том, что дураки научились теперь говорить как умные люди. Так что сразу их узнать не для всякого легко. Что данную книгу писал дурак, это с несомненностью открывается лишь тогда, когда выяснится, к чему ее автор клонит, для чего употребляет все те умные вещи, тот умный тон, которым он научился у умных людей.

Конечно, не теоретические различия во взглядах разделяют меня со многими добрыми людьми мира сего. Разделяет нас различие идеала жизни. Для меня христианский идеал жизни слишком глубок, он лишь предчувствуется по «чистоте сердца» в тот или другой момент. Да, кажется, в самом Евангелии он признается лишь предчувствием, ибо его уяснение ставится в зависимость от чистоты сердца («блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят»). И в этом отношении он представляется мне столь ревнивым и легко ускользающим в самой своей сущности, что кажется слишком неразумным риском для того, кто его ищет, останавливаться на том или ином установившемся «житейском идеале» обыденности. Нить грозит легко оборваться и оставить тебя на захолоделом, веками затвердевшем, неподвижном, эгоистически замкнутом и по существу приземисто-консервативном житейском идеале семьи, государства и т. п. Монашество состоит именно в таком методическом изолировании себя от каких бы то ни было частножитейских идеалов во имя непрестанного и беспрепятственного выяснения в душе великого идеала христианской жизни. <…> «Священная история» – это история различного вида геройства человеческого в непрестанном стремлении к созиданию в себе христианского идеала.

Человек – не затерявшаяся в мировом целом сошка, которая должна подавить свои желания и потребности, чтобы слиться с жизнью этого целого. Он – царственное, творческое сознание мира, которому принадлежит последнее слово в великом деле жизни. Вот вечная и неколеблемая мысль, внесенная на все времена германским «идеализмом».