Дальнейшие похождения Остапа Бендера

— Ну и ну, век живи, век учись… — покачал головой Остап. — Вот скажите, пчелы разговаривают, а?

— Говорят. Они говорят танцем и звуками между собой. И знают куда лететь и как обратно. И все без приборов. Пчела очень тонка к запахам и ее не обманешь.

— И сколько меду приносит один улей? — поинтересовался Балаганов.

— До 20 кило за летний сезон, ежели хорошо с ними поработать, — закурил трубку хозяин.

— Извините за нескромность, Стратион Карпович, сколько вам лет? — улыбнулся Бендер.

— Восемьдесят пятый идет, уважаемый гостюшко, а я, как видите, бодр еще, — улыбнулся в ответ хозяин.

Его лицо, освещенное солнечным светом, сквозь крону дерева, напоминало лик святого. Без морщин, необычайной свежести, с серебристой окладистой бородой.

— Ну, спасибо вам, Стратион Карпович, — поднялся из-за стола глава компаньонов.

— А может, еще медку, а?

— Нет, нет, спасибо! — в один голос ответили и Остап и его бывший старший научный сотрудник. Козлевич промолчал.

— Тогда на дорогу я вам кувшинчик налью, а чего…

И тут великий комбинатор, как бы вспомнив, сказал:

— Насчет чаш графских и еще чего-то обещали нам порассказать, хозяин…

— А то как же, как же, обещал, значит, господа-товарищи. Так вот, значит… И отец мой, и я служил у нашего помещика дворянина, конечно, Луки Касьяновича Приозерного, пасечниками. Хороший он был хозяин, грех жаловаться. А тут революция известное дело, гражданская война разная. И с белыми, и с Махно, и с Петлюрой, значит. Подался мой хозяин вон отсюда и оставил мне то, что не увез с собой. Кое-что пораспродал я, конечно… Сахар для пчелок нужен был… А вот эта чаша, иконы, да образки разные с лампадами, я и храню еще. Вернется он уже не вернется, это уж ясно.

— А взглянуть на это все можно, Стратион Карпович? — спросил Остап. — Может наш польский господин и купит что, а?

— Идемте в дом, покажу, а еще и бумаги разные от него остались, тоже покажу… — говорил хозяин, ведя в дом своих гостей.

Если старинные вещи: иконы, чаши, кресты, образки, наградные знаки дворянина Приозерного и образки разные для искушенного уже в этих делах Бендера, были не новостью, не в диковинку, то пачка писем и записей разных, да еще какие-то грамоты с сургучовыми печатями для великого скупщика антиквариата явились любопытной новинкой в этом деле.

Торг тут же состоялся. И компаньоны все, что только можно было купить у старого пчеловода, погрузили в свою машину.

С гостеприимным хозяином друзья распрощались после этого, как с родным. Каждый из них долго тряс руку старика, любовно глядя в его светлые глаза. И когда сели в автомобиль и поехали, Бендер сказал:

— Вот видите, как все интересно, как хорошо встречать хороших и знающих людей. Особенно стариков. С ними никогда не соскучишься, и мед, и лекция о пользе и жизни пчел и… — похлопал он рукой пачку бумаг, перевязанных тесьмой.

— И это, командор, — указал на новый мешок с закупленными предметами старины Балаганов.

— И это, Шура, и все, все… А вы что скажете, иностранец?

Адам оторвал свой взгляд от дороги, взглянул на своего предводителя и засмеялся.

— То же самое, Остап Ибрагимович. Мне и дальше играть роль плохо говорившего по-русски, украински?

— И дальше, Адам. Надо практиковаться, так как моя идея выдавать вас за поляка еще послужит нам в дальнейшем. Там, где понадобится заграничный эффект, камрады. Участие иностранца действует иногда на некоторых безотказно. Как появление шамана перед туземцами, ожидающими исцеления.

День клонился к вечеру. Справа от дороги снова потянулся лес. Слева зеленело поле. Дневной зной спал и жаром теперь тянуло не от солнца, а от нагретой за день земли.

Глава XIV. ВЕЩИЙ СОН ВЕЛИКОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ И ТРАГЕДИЯ АДАМА КОЗЛЕВИЧА

В конце дня компаньоны заночевали в придорожной чайной. Ее содержатель отвел им комнату в своем доме за соответствующую плату.

Все дневные встречи и все еще сидящие в его душе треволнения из-за вынужденного бегства из Киева не давали Остапу долго уснуть. А когда уснул, то ему приснился удивительный сон.

В ушах Бендера отчетливо послышался стук аппарата Бодо. На бегущей из-под его клавиш ленте приказной голос читал:

«Всем, всем, всем областным и районным отделениям уголовного розыска. Задержать машину марки «изотта-фрасхини», цвет голубой. Пассажиров арестовать и препроводить в управление НКВД Киева…».

И вот их автомобиль на каком-то дорожном перекрестке останавливает группа энкавэдистов, которых Бендер видел будто в доме ВУАКа. Злорадно улыбаясь, старший из них сквозь зубы процедил:

— Ага, голубая «изотта-фраскини»! Вот вы и попались, голубчики.

И тут остальные хороводом трижды закричали:

— Бей врагов народа! Бей их автомобиль!

Энкавэдисты вдруг превратились в страшных громил, в руках которых замелькали железные прутья и они изо всех сил начали разбивать любимцу Козлевича.

Боже! Что туг поднялось! Адам упал пред погромщиками на колени и начал причитать по-польски, из чего можно было только понять:

— Матка боска! Матка боска!..