Дальневосточная опора прочная…

Чертыхаясь и бормоча отборный мат в адрес райкомовца, мы с Петькой перепрыгивали ручьи, образовавшиеся на месте дороги. Распрощавшись, я повернул к себе, прыжками напоминая лягушку.

– Здравствуйте, тёть Нин, – поприветствовал я хозяйку, в доме которой мы с отцом снимали комнату.

– А, Лёша, давай быстро переодевайся и чай выпей, я как раз самовар поставила.

– Спасибо, тёть Нин.

Вообще-то её имя было Нионила, но все её звали Ниной, добавляя отчество.

Вскоре, надев сухую одежду, а мокрую повесив сушиться на печи, я сидел за столом со стаканом чая с мёдом. Уф, хорошо-то как! Вспомнил сплетни досужих кумушек, определивших нашу хозяйку к отцу в «полюбовницы». Хотя большинство плюётся, но слухи всё равно расходятся. Вот уж подфартило нам вляпаться в бабские склоки. Наша хозяйка в прежние времена была довольно богатой: тут и мельница, и вон тот лесок (конфискованный сразу после революции), и маслобойня с сепаратором. Её соперница, Марфа Паукова, – тоже не от сохи, а глава (муж у неё умер ещё в 1914-м, до войны) весьма большой семьи портных, причём очень хороших, так что не бедствовали. Не знаю, из-за чего две матроны повздорили, но с того дня врагами они стали лютыми. Обычная история, и даже в литературе описанная в великолепном рассказе Гоголя, так и не вышла бы за очерченные ею рамки, если бы не одно но. У портнихи (а вот Пушкина цитировать не стоит, юмора она не поймёт, зато зло затаит и не забудет и через полвека) второй сын при царе был расстрелян в 1906 году за бунт в Свеаборге. На основании этого она сумела состряпать миф о нём как пламенном революционере. Хотя помнили его как урку, и боролся он с самодержавием весьма… хм, специфически. Но миф уже зажил собственной жизнью, и желающих его развенчать не находилось. Получив в свои руки такой мощный аргумент, она начала давить Нионилу с напором парового катка. Но та была женщиной ушлой и выкинула весьма интересный фортель. Не дожидаясь намёков из райкома, она сумела в 1925-м продать мельницу. Цену не задирала, по себестоимости спихнула, но в отличном состоянии. Марфа от такого вначале растерялась, и немудрено, кто же в здравом уме от такого прибытка откажется? Мельников, как известно, никто и нигде не любит, но все втайне мечтают занять столь «тёплое местечко». Теперь о мироедах, окопавшихся в городе, и не с руки говорить, второй раз Нионила удивила всех своим разводом и разделом имущества. Мужу досталась маслобойня, а ей сепаратор. Паучиха пока затихла, но наша хозяйка, отлично зная нрав соперницы, бдительности не теряла и, несмотря на монополию, цен за перегонку молока тоже не задирала. С нами (точнее, с отцом) она подружилась, и не раз то я с парнями, то отец помогали ей по хозяйству и в ремонте сепаратора. Зато и молоком «заправлялись» каждый день, и маслица (ага, «бывший», хех, подкидывал) по утрам на ситник намазывали.

– Пап, что происходит? – Ходики показывали восемь двадцать, куда-то идти было уже поздно, да и Петька сегодня дал отбой. Спать ещё рано, вот я и задал ему вопрос, дождавшись, когда он закончит есть. – Почему нас начали дёргать?

– Знаешь, сын, я не хочу об этом говорить, – устало произнёс отец. – Пойми, ты с юношеским максимализмом можешь наломать дров.

– Шахтинское дело? – прошептал я, скосив глаза в сторону двери.

Она хоть и была прикрыта, но, как известно, бережёного Бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт. И это было отнюдь не метафорой, а прозой жизни.

Отец, выбив пальцами «Встречный марш», молчал, а мне в голову никак не могло прийти начало разговора. Всё же семнадцать – это семнадцать, просто отсутствие жизненного опыта накладывает свой отпечаток и потому приходится быть осторожным. Молодой парень с суждением старика, знаете ли, нонсенс, разговоры пойдут, а мне оно надо? Нет! Потому приходится молчать и соответствовать возрасту. Вот и сейчас я не знал, как вызвать отца на откровенность, больно тема очень серьёзная. На всю страну год назад прогремел процесс. Те сволочи не только сами вредили, но и из-за них стали косо смотреть и на честных инженеров. И аргументы теперь убедительнейшие, мол, возможно, ты и хороший человек, но, извини, ищи другое место. У нас зам начальника депо был вынужден уйти, а после вообще уехал. Он просто работы тут не смог найти. Городок у нас, как писали классики, уездный и патриархальный, с деревянными мостовыми и утопающими в зелени домами. Летом деревья помогают переносить зной и пыль… – что-то такое. До Москвы было недалеко, с полета вёрст. Главная достопримечательность – здание вокзала да церковь, уже лет пять как закрытая.

– Да. И не только. – Отец посмотрел на меня и, видимо что-то решив для себя, продолжил: – Запомни, никогда и ни с кем не вздумай обсуждать такое.

– Мог бы и не говорить, не дурак, – чуть обидевшись, произнёс я на отцовское предупреждение.