Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Хотя согласно договору между ДВР и РСФСР, подписанному 30 августа 1922 года, все граждане ДВР, жившие в РСФСР, получили равные права с советскими российскими гражданами, члены ЦК по-прежнему не были уверены, какое место займет ДВР в новом советском формировании – Советском Союзе, создание которого планировалось именно в это время. В сентябре 1922 года Иосиф Виссарионович Сталин предложил присоединить Украину, Белоруссию, Азербайджан, Грузию и Армению к РСФСР, но Ленин подверг эту идею критике. Он продолжал настаивать на союзе, хотя ДВР, Бухара и Хорезм в него не должны были войти. Черновик «Директивы о политике РКП в ДВР», основанный на информации, полученной от Янсона и Кубяка и представленный членам Оргбюро, призывал, приступая к советизации ДВР, «учесть ряд осложняющих бытовых и психологических внутренних и внешних обстоятельств, некоторые из которых вызваны относительно длительным бытием ДВР на положении буфера». В число этих факторов входили немногочисленность членов партии и их «малая коммунистическая выдержанность» «вследствие длительного периода партизанщины при большом количестве членов партии – выходцев из революционных слоев мелкой буржуазии», отсутствие ограничений на деятельность меньшевиков и эсеров, «захвативших на 80 % в свои руки кооперацию и в значительной мере профсоюзы», а также «захват торговых рынков ДВР Китаем». Черновик предлагал превратить ДВР в «советскую республику»[944]. Секретная директива по ДВР, принятая Политбюро 21 сентября 1922 года, отказывалась от идеи создания советской республики, но так и не принимала окончательного решения о будущем ДВР[945].

ВОССОЕДИНЕНИЕ В ГЛОБАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ

Национализм большевиков, носивший ярко выраженный оборонческий и государственнический характер, стал главным фактором, позволившим уменьшить число противников объединения ДВР и РСФСР в регионе и сделать его приемлемым для иностранных наблюдателей. Несмотря на националистическую риторику, большевики продолжали вести транснациональную революционную деятельность. Тем не менее в своей азиатской политике они тоже выдвинули на передний план национализм, сделав ставку в Корее и Китае на антиколониальных прогрессивных националистов, а не на радикальных левых.

После того как делегация ДВР, приехавшая на Вашингтонскую конференцию, так и не смогла добиться признания республики, читинское правительство переключилось на российские национальные интересы. 10 февраля 1922 года Янсон послал ноту Утиде, призывая Японию следовать провозглашенной политике уважения к «целостности России» и соблюдения «принципа невмешательства во внутренние дела России». По утверждению Янсона, «само присутствие японских войск на российской территории не могло считаться проявлением уважения к территориальной целостности России или воплощением принципа невмешательства»[946]. Но лозунги политической независимости российской нации не помешали читинскому руководству поддерживать политику «открытых дверей». 7 января 1922 года ДВР подписала с фирмой «Синклер» договор о 36-летней нефтяной концессии на Северном Сахалине. Хотя компания не могла начать работу из-за японской оккупации, договор сыграл на руку большевикам, информировавшим мировую общественность об «огромных богатствах» республики, включающих в себя золото, серебро, цинк, железо, уголь и драгоценные камни, а также лес, рыбу и меха. Делегация ДВР осталась в Вашингтоне после окончания конференции, стремясь привлечь иностранные инвестиции. Она провела еще ряд переговоров о концессиях и заключила еще несколько соглашений[947].

Делегация продолжала утверждать, что республика является независимой, но американские газеты публиковали доказательства того, что она подчиняется РСФСР, особенно после февраля 1922 года, когда Чита стала подписывать договоры с Москвой. В апреле 1922 года «Нью-Йорк таймс» расценила крупный кредит, полученный ДВР от Советской России, как надежное доказательство тесного союза ДВР с большевистским режимом. В этом же месяце «Крисчен сайенс монитор» сообщила об экономическом союзе двух республик. Приоритетные права РСФСР на все концессии на территории ДВР послужили дополнительным подтверждением того, что Советская Россия обладает большой степенью хозяйственного контроля на территории Дальнего Востока[948]. Дальбюро, стремясь избежать подобного впечатления, пыталось добиться в качестве символического жеста таких же прав для ДВР на территории РСФСР, а также стремилось приуменьшить значимость экономического договора в прессе[949], но Москва предпочла сохранить асимметрию в отношениях. Инициатива исходила от Карахана, заявившего, что они должны «показать всему миру, что фактическим и действительным хозяином ДВР является Россия»[950].