Читаем Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации полностью

Распад Российской империи даровал возможность, не отказываясь от самой идеи патриотизма, переключить свою лояльность с России на Эстонию, Украину, Грузию или какое-нибудь другое постимперское государство. Положение ДВР было в этом смысле неопределенным, поскольку она напрямую не соотносилась ни с каким национальным сообществом. К примеру, Маньчжурская уездная рада, находившаяся в зоне отчуждения КВЖД, выдавала сертификаты об украинском гражданстве, но Министерство иностранных дел ДВР не признавало ее миссией Украинской ССР. Тем временем уполномоченный Министерства по национальным делам ДВР по Приамурской области указывал на то, что желание многих украинских крестьян переселиться на территорию Украины опасно для ДВР, и подчеркивал необходимость осуществления права на национально-культурную автономию, чтобы живущие в ДВР украинцы не считали себя иностранцами. Министерство полностью разделяло такую позицию[924]. По этой же причине читинское правительство не было готово поддерживать переселение бурят в Монголию и их переход в монгольское гражданство[925]. В 1922 году Правительство ДВР приняло дополнительные законы о бурятах, стремясь повысить их лояльность по отношению к республике. Оно установило политическую амнистию (при выполнении ряда условий), заменило военную службу бурят налогом и приняло дополнительные меры по возвращению бурят-эмигрантов из Монголии[926]. 27 апреля 1922 года большевики преобразовали Якутскую область, находившуюся к северу от ДВР, в Якутскую АССР, тем самым подтвердив свои лозунги национального самоопределения. Кроме этого, в марте 1922 года Чита разрешила корейским национальным организациям выдавать удостоверения, на основе которых областные администрации и Министерство внутренних могли выдавать паспорта[927].

Хотя эти примеры указывают на желание государства или, по крайней мере, министерств иностранных и национальных дел удержать нерусское население на территории республики, Чита так и не ввела общереспубликанской автономии для какого-либо меньшинства, кроме бурят. Совет министров обсудил законопроект об автономии национальных меньшинств весной 1922 года, после того как авторы законопроекта, меньшевики Карл Янович Лукс и Ян Янович Петрович, были уволены из правительства. Хотя кабинет утвердил законопроект, 26 апреля 1922 года Дальбюро отвергло его, решив составить взамен два отдельных закона для евреев и корейцев, тем самым исключая украинцев и тюрко-татар из числа наций-основательниц ДВР. Дальбюро отказало украинцам в праве на автономию и приказало Министерству по национальным делам предотвратить распространение «шовинистической» пропаганды украинских интеллигентов-«самостийников» среди широких масс населения[928].

Действительно, украинские националисты не проявляли особого интереса к большевистским преобразованиям в ДВР. Из 23 872 человек, зарегистрированных в Приамурской областной раде осенью 1922 г. лишь 128 были записаны как члены РКП(б) и 1185 как симпатизирующие коммунистам[929]. Власти Приамурской области утверждали, что украинцы разделяются на три категории. Националисты, «идеализировавшие» независимое Украинское государство и стремившиеся к национальному самоопределению, были в меньшинстве; некоторые русифицированные украинцы считали себя частью русского народа; большинство украинских крестьян не определилось со своей принадлежностью, но было склонно поддержать Украину и покинуть ДВР[930]. В то же время дальневосточные украинские активисты критиковали украинское население за отсутствие «чувства общности национальных интересов» и самоидентификации как граждан Украины[931]: таким образом, отторжение большевиков было не чисто украинским феноменом, а частью общекрестьянских тенденций. Впрочем, антиукраинская позиция Дальбюро апеллировала скорее к российскому (русскому) национализму, чем к «антишовинистическому» интернационализму многих чиновников ДВР. В годы Первой мировой войны прошла антиукраинская кампания, обвинявшая украинских националистов в пронемецких симпатиях, а летом 1922 года по Амурской области имели хождение листовки, сообщавшие о связях украинских организаций с Японией[932].

Исключение тюрко-татар было, вероятно, связано с позицией многих татар и башкир, которые не признавали ДВР. Часть из них оставалась в рядах каппелевцев, а часть поселилась в зоне отчуждения КВЖД, на которую ДВР претендовала, но которую не могла контролировать. Некоторые областные чиновники ДВР, однако, заявляли также, что тюрко-татары составляют часть российской нации и потому в автономии не нуждаются. Наконец, их лояльность по отношению к исламу тоже играла роль: многие татары предпочитали объединение по религиозному, а не по этническому принципу, и при большевистской организации в Чите существовала мусульманская секция[933].

Перейти на страницу:

Все книги серии Окраины Российской империи

Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации
Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других. В рамках империалистических проектов предпринимались попытки интегрировать регион в политические и экономические зоны влияния Японии и США. Большевики рассматривали Дальний Восток как плацдарм для экспорта революции в Монголию, Корею, Китай и Японию. Сторонники регионалистских (областнических) идей ставили своей целью независимость или широкую региональную автономию Сибири и Дальнего Востока. На пересечении этих сценариев и появилась ДВР, существовавшая всего два года. Автор анализирует многовекторную политическую активность в регионе и объясняет, чем была обусловлена победа большевистской версии государственнического имперского национализма. Иван Саблин – глава исследовательской группы при департаменте истории Гейдельбергского университета (Германия).

Иван Саблин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза