Читаем Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации полностью

Решение властей поддержать заселение российского Дальнего Востока европейцами стало препятствием на пути создания корейской автономии. Корейцы оставались одной из самых многочисленных групп населения в регионе и, таким образом, имели право на территориальную автономию. В 1923 году в одной только Приморской губернии насчитывалось 124 тысячи корейцев, из которых лишь 33 765 были советскими гражданами[1030]. На протяжении 1920-х годов корейские активисты неоднократно поднимали вопрос о создании корейской автономной области. В своем докладе Наркомнацу от 26 декабря 1922 года Хан Мен Ше из Иркутской группы предложил создать территориальную национально-культурную корейскую автономию под руководством Корейской коммунистической партии (которой на тот момент фактически не существовало). Одной из целей автономии он назвал борьбу с японским шпионажем. 21 февраля 1923 года Войтинский предложил создать институт корейских уполномоченных при властях Приморской губернии и ее уездов. Новые чиновники призваны были смягчить злоупотребления российских властей в отношении корейцев на фоне обсуждения вопроса об автономии. 15 мая 1923 года в записке в ИККИ Хан Мен Ше уточнил границы предполагаемой корейской автономной области. Она должна была включать в себя Посьетский, Сучанский и Суйфунский районы на юге Приморской губернии, а центром ее должен был стать Владивосток (который при этом не являлся частью планируемой автономии). Подобно бурятским активистам, Хан Мен Ше подчеркивал, что корейская автономия будет иметь не только экономическое и культурное значение, но окажет и произведет огромный пропагандистский эффект, облегчив работу Коминтерна в Восточной Азии[1031].

Первая официальная дискуссия с руководством региона состоялась 9 мая 1924 года во Владивостоке под эгидой Восточного отдела ИККИ. Несмотря на сопротивление Гамарника и Пшеницына, считавших создание корейской автономии проблематичным, на совещании было решено, что оно важно как с точки зрения региона, так и с точки зрения положения в Восточной Азии. Хотя переговоры с Японией не позволяли создать корейскую автономию немедленно, на совещании было предложено в качестве подготовительных шагов решить вопросы наделения корейцев землей и их натурализации. Вопрос автономии стал центральным на Втором Приморском губернском совещании корейских ответственных работников (1–5 сентября 1924 г.), созванном не для обсуждения автономии, а для преодоления политического раскола среди корейских коммунистов. Корейские участники совещания указывали на отчаянное положение корейских крестьян, которых продолжали эксплуатировать через ренту, и антисоветский настрой корейских партизан, которых власти в конце 1922 года попытались разоружить и которые, столкнувшись с нехваткой продовольствия, переселились в Китай. Кроме того, было заявлено, что большинство русских большевиков считают корейский вопрос внешним по отношению к региону и отказываются его обсуждать. Нам Ман Чхун и другие члены Организационного бюро, занимавшиеся объединением корейских коммунистов, были на совещании среди большинства, выступавшего за создание автономии. Члены Организационного бюро поставили вопрос перед ИККИ и попросили передать его в ЦК. В письме к Войтинскому Нам Ман Чхун обвинил Дальбюро и Приморский губернский революционный комитет в антикорейской политике, а Пшеницына, Кубяка и других дальневосточных большевистских руководителей в «колонизаторском шовинизме». По словам Нам Ман Чхуна, Пшеницын и Кубяк утверждали, что создание автономии сыграет на руку японцам с их колониальными требованиями и повысит японское влияние, что корейских функционеров недостаточно, что нет необходимых финансов, что требование создать корейскую автономию по своей сути контрреволюционно (поскольку поддержка большевиками национализма – дело временное) и что попытки этот проект осуществить приведут к восстанию русских крестьян. Нам Ман Чхун напоминал, что Кубяк точно так же выступал и против бурят-монгольской автономии[1032].

Несмотря на националистический настрой его членов, Дальревком все же выполнил директивы из Москвы и ввел упрощенную процедуру получения гражданства для корейцев, прибывших на территорию России до 1918 года[1033]. Новые правила принимались в том числе для снижения нагрузки на дальневосточные власти, получившие в 1923–1924 годах от корейцев 18 497 прошений о приеме в советское гражданство и удовлетворившие 12 783 из них. Тем не менее и к 1926 году из порядка 170 тысяч корейцев, живших на российском Дальнем Востоке, около 65 тысяч не имели советского гражданства[1034]. Кроме того, корейцы фактически обладали автономией на местном уровне, несмотря на ее отсутствие в законодательстве. В 1925 году Приморская губерния насчитывала 32 корейских районных сельских совета. 3 апреля 1925 года Корейская комиссия при Дальревкоме обратилась во ВЦИК за юридическим оформлением уже существовавших отдельных корейских советов[1035].

Перейти на страницу:

Все книги серии Окраины Российской империи

Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации
Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других. В рамках империалистических проектов предпринимались попытки интегрировать регион в политические и экономические зоны влияния Японии и США. Большевики рассматривали Дальний Восток как плацдарм для экспорта революции в Монголию, Корею, Китай и Японию. Сторонники регионалистских (областнических) идей ставили своей целью независимость или широкую региональную автономию Сибири и Дальнего Востока. На пересечении этих сценариев и появилась ДВР, существовавшая всего два года. Автор анализирует многовекторную политическую активность в регионе и объясняет, чем была обусловлена победа большевистской версии государственнического имперского национализма. Иван Саблин – глава исследовательской группы при департаменте истории Гейдельбергского университета (Германия).

Иван Саблин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза