Хасан завершился победой Красной армии, линия границы была восстановлена, однако из-за больших потерь операцию расценили как неудачную. 31 августа Главный военный совет РККА пришёл к выводу: боевая подготовка находилась на «недопустимо низком уровне», войска были «раздёрганы и небоеспособны». В секретном приказе наркома обороны № 0040 от 4 сентября говорилось: «Благодаря расхлябанности, неорганизованности и боевой неподготовленности войсковых частей и растерянности командно-политического состава… мы имеем сотни убитых и тысячи раненых командиров, политработников и бойцов». Оттуда же: «Во многих случаях целые артиллерийские батареи оказались на фронте без снарядов, запасные стволы к пулемётам заранее не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а многие бойцы и даже одно из стрелковых подразделений 32-й дивизии прибыли на фронт вовсе без винтовок и противогазов. Несмотря на громадные запасы вещевого имущества, многие бойцы были посланы в бой в совершенно изношенной обуви, полубосыми, большое количество красноармейцев было без шинелей». Снабжение было организовано плохо, припасы хранились в «хаотическом состоянии». Задача обеспечить «полную и постоянную мобилизационную и боевую готовность войск фронта» была признана невыполненной.
Ещё 1 августа 1938 года Сталин спросил Блюхера по телефону: «Скажите, т. Блюхер, честно – есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту…» Блюхера сняли с должности, арестовали – вероятно, в том числе за излишнюю самостоятельность, граничившую с диссидентством. Оказывается, накануне боёв он послал на высоту Заозёрную комиссию и пришёл к выводу, что именно наши пограничники первыми нарушили границу, передвинув столб на три метра в глубь территории Маньчжоу-го. Блюхер даже пытался добиться ареста начальника погранотряда как виновного в провоцировании конфликта. Возможно, в данном конкретном случае маршал был прав, но не смотрел шире и дальше этих трёх метров. Выстрелы с обеих сторон звучали уже несколько лет (сам Блюхер писал в 1936 году в приказе по войскам: «Игра с огнём вдоль наших дальневосточных границ не прекращается… Не прекращаются… попытки новых и новых нарушений наших границ со стороны японо-маньчжурских военных отрядов»), но агрессором в данном случае выступила именно Япония, которой нужен был повод для вторжения. В 1946 году на допросе начальник штаба Квантунской армии генерал Хата Хикосабуро признает: «Действия Японии… в районе озера Хасан… носили провокационный характер… Основная цель… заключалась в захвате вооружённой силой части территории… Действия Японии… можно сопоставлять с действиями шелковичного червя, постепенно поедающего лист тутового дерева». Арестованный в Маньчжурии атаман Семёнов назовёт хасанские события «разведкой боем» и сообщит: в случае успеха в Приморье должны были ввести «крупные силы японской армии», а белоэмигрантские части использовать для «закрепления оккупированных территорий».
РККА оказалась не вполне готовой к отражению агрессии, за что поплатилась и сама армия, и её командующий. Возможно, уже тогда Сталин понял, что ставка на легендарных военачальников Гражданской ошибочна. Для новой войны нужны были новые полководцы – Жуков, Рокоссовский, Конев, Кузнецов…
Блюхер, говорится в приказе № 0040, отказывался выполнять требование о введении в бой авиации «под предлогом опасения поражений корейского населения», не ставил войскам «ясных задач на уничтожение противника», мешал боевой работе командиров, уклонялся от связи с Москвой, «несмотря на бесконечные вызовы его по прямому проводу народным комиссаром обороны». Можно догадаться, чего стоили эти формулировки при тогдашней шпиономании. Едва ли Блюхер был японским шпионом; хотя тот же Зорге сообщал в Москву, что японцы будто бы намерены именно с Блюхером вести переговоры о разделе СССР. В конце 1937 года Рамзай передал: в Токио ведутся «серьёзные разговоры» о «сепаратистских настроениях» маршала…
Блюхер был не только военачальником: в Китае стал политиком, на Дальнем Востоке – хозяйственником. В 1932 году он положил символический камень в основание Комсомольска-на-Амуре. Роптал в адрес Москвы: «Не понимают они там наших трудностей, оторванности от цивилизации, не знают условий жизни военнослужащих, да и всех наших дальневосточников». Выступал по радио: «На Дальнем Востоке… жить становится всё лучше… Но всё же мало, слишком мало строителей в нашем крае. И мне кажется, это является следствием того, что трудящиеся Советского Союза мало о нём знают. В художественной литературе, на киноэкране до сих пор по-настоящему ещё не показан новый большевистский Дальний Восток, пришедший на смену “дебрям Уссурийского края”, о которых в своё время писал Арсеньев». Говорил колхозникам: «Нам до зарезу нужна на Дальнем Востоке собственная продовольственная база».