Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

О том же самом позже писал Арсеньев: «Китайцы вообще плохо знали страну и если и смотрели на неё как на принадлежащую к Китайской Империи, то так же, как они смотрели и на все окружающие их страны и народы… которых они считали своими вассалами… Вот почему и Невельской так легко – без одного выстрела – захватил весь Уссурийский край от Амура до Владивостока». Лишь сам факт начала переговоров, убеждает Арсеньев, дал китайцам мысль о том, что они имеют некие права на эту землю. А «отсутствие твёрдой уверенности, что край принадлежит им, исключило какие бы то ни было осложнения».

Есть, правда, скользкий момент – китайские топонимы. Но тот же Арсеньев доказывает: ими пестрят только юг Приморья и долина Уссури. Для остального Приморья характерны названия «туземные» – орочские, удэгейские, нанайские… Из этого следует: на севере Уссурийского края китайцев не было никогда. На юг же они пришли чуть раньше русских и начали заменять «инородческие» топонимы своими. Это вообще в китайской традиции: из-за языковых особенностей, а может, и в силу политических соображений они придумывают свои названия. Даже Сан-Франциско у них превратился в Цзюцзиньшань[11]; так что считать Владивосток «бывшим китайским городом» только на том основании, что китайцы называют его «Хайшэньвэй», то есть «залив трепанга»[12], – абсурдно.

«Исторические факты с непостижимой ясностью свидетельствуют нам, что, когда китайцы пришли на Амур, там были уже русские», – резюмирует Арсеньев. Он предлагает новую точку отсчёта: «Начало российского владычества в Приамурском крае надо считать не с 1859 года – года административного присоединения края, а с начала XVII столетия, то есть со времени фактического владычества русских на Амуре». Арсеньев доказывает: Россия имеет куда больше исторических прав на обладание Дальним Востоком, нежели Китай.

В 1853-м русские заняли Сахалин (Крузенштерн ещё в ходе экспедиции 1803–1806 годов предлагал «застолбить» залив Анива на юге острова: «Бесспорно, что многие не одобрят предполагаемого мною насильственного овладения сим местом. Однако почему преимущественнейшее право должны иметь японцы на владение Сахалином, нежели какая-либо европейская держава?»). «Заняв… главный пункт острова (Томари. – В. А.), в котором находится главное пристанище японцев, мы тем самым ясно покажем им, что Россия всегда признавала территорию острова Сахалина своею», – писал Невельской. Чехов позже отмечал: «Многие, в том числе Невельской, сомневались, что Южный Сахалин принадлежит Японии, да и сами японцы, по-видимому, не были уверены в этом до тех пор, пока русские странным поведением не внушили им, что Южный Сахалин в самом деле японская земля. Впервые японцы появились на юге Сахалина лишь в начале этого (девятнадцатого. – В. А.) столетия, но не раньше… Вообще во всей этой сахалинской истории японцы, люди ловкие, подвижные и хитрые, вели себя как-то нерешительно и вяло, что можно объяснить только тем, что у них было так же мало уверенности в своём праве, как и у русских». Официально весь Сахалин стал российским в 1875 году, когда Японии по Петербургскому договору отошли Курилы.

Главным препятствием в присоединении новых земель были не восточные народы, а столичные бюрократы. Судьба территории решалась не столько на Амуре, сколько на Неве, в дворцовых залах и министерских кабинетах. Кажется даже удивительным, что Россия столь легко выиграла бескровную битву за Амур с Западом и российскими чиновниками. Описывая «дипломатическую войну» между графом Путятиным и генерал-губернатором Муравьёвым, Венюков говорил: «Я начинал понимать тогда, что значит воевать за присоединение Амура не против китайцев, а против своих». Он же писал, как противился присоединению Амура Нессельроде. Картограф, офицер Будогосский говорил Венюкову: «Все амурские затеи рано или поздно окажутся затеями». Путятин и другие недруги Муравьёва, по словам Венюкова, называли Амур болотом: «Эти внутренние враги были для Муравьёва опаснее внешних». Правительство, писал Венюков, не понимало важности Амурского края: «Оно склонно было видеть во всем амурском деле не великую государственную задачу, а “муравьёвскую затею”, которая, бог весть, удастся ли ещё; а потому не давало денег».

Это сейчас карта России кажется нам чем-то само собой разумеющимся, непреложным, данным свыше, как законы физики или очертания материков. А Невельскому приходилось доказывать, что Дальний Восток нужен России.

Доказывать это приходится до сих пор.

Венюков: «Противники… старались выставить его смешным, ограниченным сумасбродом… Да! И Колумб был сумасброд, и Гарибальди сумасброд, даже очень ограниченный, если верить официальным журналистам и дипломатам. Только для них обоих есть история; есть она и для Невельского, а всех официозных журналистов и многих дипломатов что же ожидает, кроме забвения и часто даже презрения?»

Странно, что никто до сих пор не додумался создать компьютерную игру-стратегию «Капитан Невельской».