Дальше живут драконы

Рабочее место капитана Воронцова располагалось в одном из зданий европейского квартала Хюэ. Вообще, Хюэ делился на три больших района. На северном берегу реки, делившей город пополам, расположена была королевская резиденция — Цитадель и весь район, который вырос вокруг нее — так же назывался Цитаделью. На южном берегу были два района: район Жихой считался вьетнамским, и там жили те, кто не жил в Королевской резиденции или рядом с ней, а район теперь называемый Саут-Сайд — считался европейским, и там жили как француз, так и американцы. До того, как все это началось — французов в городе было на удивление немного, они в основном располагались на виллах и в поместьях, разбросанных по окрестностям города, по домам, построенным на берегах многочисленных рек. Китайцев — китайцы тут испокон века занимались торговлей — в городе было больше, чем французов, номинально считавшихся хозяевами этой страны. Сейчас — жить в сельской местности было небезопасно, если у тебя не было узких как щелочки глаз и «правильного» цвета кожи. Так что французов в городе было полно, те, кто жил в роскошных поместьях теперь ютились в снимаемых комнатах, те, кто не считал денег теперь зарабатывали, чем придется, те, кто не следил за временем — теперь считали часы. Все потеряли нравственные ориентиры, забыли законы Божьи, потеряли веру в справедливость и разумность миропорядка, искали везде врагов, они были ожесточены, озлоблены на неблагодарный вьетнамский народ, в городе действовало несколько тайных обществ и откровенных банд бывших колонизаторов. И если раньше они насильно обращали вьетнамцев в католицизм, думая, что это поможет им стать нормальными людьми — то теперь они их просто убивали. Чем меньше крестьян, тем меньше потенциальных врагов и агентов Вьетконга. Вьетконг — тоже не отставал — в городе гремели взрывы, бомбы в кафе, где собирались европейцы — бросали даже дети. Кровавое колесо сильно затянувшейся войны — вращалось неспешно, перемалывая в кровавую кашу народы — и конца этому видно не было…

Утром — капитан проснулся как обычно рано. Он включил фонарь типа «летучая мышь» и побрился — свет был не всегда, обычно тогда, когда партизанам не приходило в голову взорвать опоры линии электропередач. Сейчас его не было. Многие из его коллег уступали климату и общей тяжелой и давящей, мешающей действовать атмосфере, запускали себя, переставали бриться, гладить одежду, кто-то даже не мылся. Но капитан держал себя в руках, так как был потомственным дворянином и представляя здесь Россию.

Побрившись — его единственной уступкой была автоматическая бритва, заводимая пружиной — он побрызгал на себя одеколоном, после чего сел за стол, завтракать. В отличие от многих своих коллег — он редко ходил в кафе, здесь очень доступные и готовил себе сам. Поскольку, с электричеством были проблемы, и на мясо полагаться было нельзя — он завтракал лепешками и кашей, которую сварил сам еще вчера и часть оставил на утро. Мясо он видел, только когда через русскую миссию присылали несколько палок колбасы — к сегодняшнему дню колбаса у него кончилась. И да, если колбасу присылали, ее надо было съесть в тот же день, иначе она портилась, даже сухая копченая.

Позавтракав, он помыл посуду — если этого не делать, привлечешь насекомых и крыс — после чего он окончательно оделся. Засунул в полицейскую кобуру Кольт-1911, который полагался ему по должности как военному наблюдателю и проверил Скорпион-61, небольшой пистолет пулемет, который он носил в пухлом саквояже, вместе с заряженным фотоаппаратом, письменным прибором, диктофоном и пачкой бумаги в водонепроницаемой упаковке для составления опросов и протоколов. С тяжелым саквояжем — капитан спустился вниз, к машине…