Дальтоник

Дагмар назвала несколько пришедших на память достопримечательностей, он кивнул и перечислил остальные. Он отлично знал этот горный уголок. Они обменивались подробностями, касающимися прогулочных троп, задавали друг другу каверзные контрольные вопросы, ответы на которые им были заранее известны, и это казалось им чрезвычайно смешным. У каждого были неповторимые, жуткие, потрясающие воспоминания, тяжелые падения, к счастью окончившиеся благополучно.

На улице быстро сгущался сумрак. Первая лампа, вспыхнувшая у входа в «туберы», испугала Дагмар. Она взглянула на часы и, ахнув: «Мне пора!», быстро поднялась со стула.

— Я задержал вас… — извинился он и понес обе чашки к раковине, собираясь вымыть. Дагмар удержала его — будет время утром.

— Я ваш должник! — сказал он, нагибаясь за кожаной сумкой с инструментом. Дагмар скинула халат и достала из шкафа зимнее пальто. Он свободной рукой помог ей одеться, Дагмар заперла стол, опустила жалюзи картотеки и проверила, выключен ли ток в рентгеновском аппарате. Он терпеливо ждал в коридоре, пока она погасит свет и запрет кабинеты.

— Я отвезу вас домой! — предложил он. — Где вы живете?

Дагмар назвала улицу, в конце которой стоял их дом.

— Направление — Ломница, — уточнил он, заявив, что не позволит ей идти в такую даль пешком, хотя бы в благодарность за такой вкусный кофе!

Под аркой соседнего дома стояла его машина. Дагмар ожидала увидеть служебный фургончик, как те, на которых иногда приезжают всякие там слесари-монтеры. Но в сумраке перед ней возникла новенькая «симка». Он сел за руль и распахнул перед Дагмар дверцу. Сиденье мягко приняло ее в свое лоно. Она уселась поудобнее, испытывая такое же удовольствие, как гурман от вкусной пищи. Автомобиль плавно тронулся с места.

— Сюда!.. — показала она свой дом. Несколько окон были уже освещены. Над самой землей ярко горело маленькое подвальное окошко. По всей вероятности, Губерт готовит корм для своих норок. Широкое окно мезонина принадлежит Яромиру. Ему надо делать уроки, но он, вне всякого сомнения, барабанит на пианино, одолжив у кого-то из ребят ноты с музыкальными horror’ами. Романка в кухне, как обычно, набивает рот конфетами, потому что ее никто не видит, и зубрит урок по математике.

Машина мягко притормозила. Дагмар повернулась к мужчине за рулем и сказала:

— Благодарю вас!

Он приглушил рефлекторы, но мотора не выключил. Дагмар протянула ему руку.

— До свидания! — улыбнулся он и помог ей открыть дверцу. Он наклонился, и Дагмар ощутила приятный аромат одеколона. Она вылезла и, не уходя, смотрела, как, сделав круг, машина повернула обратно к городу. Рефлекторы теперь светили вовсю.

— Значит, Мирек уже дома! — сказала Ирене на переменке Анечка Бржизова. Они стояли в коридоре вместе с Даной Марешовой и наблюдали за ребятами, чинно прохаживающимися парами.

— Дома?.. — протянула Ирена так, будто Анечка высказалась недостаточно ясно. Она скрестила на груди руки и усмехнулась.

— Я слышала, что свадьба у вас вот-вот! — поддакнула Дана Марешова и дернула мальчишку, который собрался подставить ножку девочке в фартучке в горошек.

— Можете быть спокойны — моя свадьба пока не предвидится!

— Не думаю! — заметила Бржизова. — Твоя мама говорила мне совсем другое!

Вполне возможно, что мать именно так и говорила. С того дня как Мирека выписали из больницы, все вокруг твердят одно и то же. Как будто Ирена стала в тягость близким, словно ее родители опасались, что она засидится в девках. Тяжелая травма Мирека сблизила обе семьи. Матери наносили друг другу регулярные визиты, хотя прежде общения ограничивались лишь дружескими приветами. Видимо, и они склонялись к тому, что молодые в самое ближайшее время должны пожениться. Сейчас обе матери взяли невиданный темп и в теснейшем содружестве уже готовят самую великолепную свадьбу, которую только видел этот город…

Когда Мирек лежал в больнице, Ирену каждое воскресенье возили к нему и каждый раз деликатно оставляли их какое-то время наедине. Мирек долго находился в маленькой палате один, перенес несколько сложных операций, все болезненные, но удачные. По мнению лечащих врачей, у него останется лишь шрам над глазом и будет слегка искривлен нос. Он уже мог стоять и самостоятельно, правда опираясь на палку, преодолевал бесконечно длинное расстояние до туалета. Потом его переместили в общую палату, где лежали шесть больных. Когда Ирена присаживалась к Миреку на койку и молча смотрела на него, соседи донимали ее разговорами о том, что, мол, излишнее воздержание вредит здоровью, шутливо предлагая уползти из палаты, хотя бы и на четвереньках, если это ускорит выздоровление Мирека.