Дальтоник

— Иногда ведь хочется вообразить, что у тебя есть сила воли. Потом, увы, с лихвой отдаю дань конфетам! — засмеялась Дагмар своему тщетному старанию сбросить хотя бы один-единственный килограмм. Неизвестно по какой причине, Дагмар, как и девяносто девять процентов женщин, была убеждена, что заражена бациллой тучности. Приготовив полотенце и мыло, она снова вернулась к кипятильнику. Техник разглядывал фотографии ее детей, засунутые под стекло на столе по соседству с несколькими открытками и голубыми лотерейными билетами.

Он тоже похвастал своими двумя сыновьями. Одному — десять, второй — на два года моложе. Старший мухи не обидит, младший — будущий Наполеон.

Вода для мытья уже согрелась. Дагмар осторожно налила ее в раковину. Техник закатал рукава рубахи, обнажив до локтей сильные руки, поросшие золотистыми волосками, более светлыми, чем волосы на голове. Умывался он тщательно, Дагмар сказала бы — педантично, как хирург перед операцией. Дагмар тем временем приготовила кофе, чашки перенесла на стол, стараясь не спутать сладкий кофе с несладким, села на свой стул, ожидая, пока техник вытрет руки, наденет кожаную куртку с лохматым воротником и сядет.

— Я вас не задерживаю? — спросил он.

— Нет, вовсе нет! — ответила Дагмар, и это была правда. Ее вдруг обрадовало, что незнакомый мужчина не торопится. Жаль только, что утром она не расслышала его имени.

Он вернулся взглядом к застекленному столу и, облизнув ложку, указал ею на открытку из Багдада. В прошлом году ее прислал Дагмар доктор Брадач, работающий там в больнице.

— Знакомые места… — заявил он без тени хвастовства.

— Да?.. — удивленно спросила Дагмар.

— Я проработал там два года. Монтировал нефтеочиститель. Снимали, похоже, от ворот университета. Мы жили неподалеку.

Потом рассказал случай с глиняной амфорой, которую они откопали где-то в пустыне. Он осторожно вез ее в багажнике и размышлял, как бы вывезти ее домой — на такие драгоценные вещи у полицейских всего мира особый нюх, — когда на первом же перекрестке на дорогу вылетел велосипедист. Пришлось резко тормознуть, и сзади в его машину врезался таксист, разбив не только багажник, но и драгоценный трофей.

У техника была приятная манера рассказывать. Он иронизировал над собой, над своей неловкостью и излишней доверчивостью, которые всегда мешают ему… Дагмар внимательно слушала, а когда он окончил свой рассказ, искренне рассмеялась.

Их беседа легко обошла несколько подводных рифов неизбежной скуки. Он расспрашивал Дагмар о работе, о том, как учатся дети, поинтересовался, где они провели нынче отпуск.

— Дома, — коротко ответила Дагмар, не желая продолжать разговор на эту тему.

Однако человек в куртке, похожей на летную, не собирался так легко отказываться от поднятой им темы. Он отпил кофе, поставил чашку на стол и с удивлением взглянул на Дагмар.

— Кто-нибудь заболел?

— Нет, никто… — поспешно ответила Дагмар. — Мы просто не могли. Вернее, мой муж не мог: он разводит норок. А оставить не на кого, даже на десять дней. Вот и торчим здесь! — Она вздохнула и стала собирать ложечкой кофейную гущу со дна чашки.

— Зато куча денег!.. — сказал он скорее шутливо, чем всерьез.

Он, конечно, не мог знать о ссоре, вспыхнувшей между ней и Губертом во время отпуска. Дагмар просила Губерта списаться с братом, отцом Милены. Наверняка он смог бы неделю, а то и десять дней привозить с боен мясо, перемалывать его в мясорубке и дважды в день кормить норок, ходить за ними так же заботливо, как сам Губерт, а если понадобится, то встать ночью, если через открытое окно услышит беспокойный топот. На все ее просьбы и предложения ответ был категорическим и отрицательным. Можно отдохнуть и дома. Если Губерт что-то решил — то берется за дело целеустремленно и самоотверженно. Половинчатости в работе он не выносит. Половинчатость же в семейной жизни в расчет не берет.

— А на что они нужны, деньги? — возразила Дагмар.

Техник испытующе посмотрел на нее, явно стремясь уяснить причину скепсиса в ее тоне. Но Дагмар, быстро опомнившись, прогнала морщинки, укрытые в уголках губ:

— А где были вы?

Он почувствовал, что любой ответ, будь то Париж, Ялта, Марокко, Словацкий крас[4] или ближайшая деревня, лишь усилит ее печаль, и потому, обойдя его каким-то ловким словесным оборотом, стал смотреть долгим взглядом в окно на улицу, на крыши домов, где сеял мелкий снег.

— Вы на лыжах ходите? — спросил он и снова отпил кофе.

— И очень неплохо… когда я была молодой, то даже участвовала в соревнованиях. В нашей семье все хорошо ходили на лыжах.

— Вы сами откуда?

Она назвала горную деревню.

— Эти места я знаю!.. — почти выкрикнул он и добавил, что вблизи, за холмом, находится дом отдыха их предприятия.