Дальтоник

Губерт чувствовал необходимость извиниться перед женой.

— Ведь мы же договорились, Дагмар, правда?

Дагмар не ответила. Этого он ожидал.

— Все равно после двенадцати уже ничего интересного не будет, ты и сама это знаешь. — Ответа опять не последовало. Дагмар лишь подняла воротник пальто: наверное, ей было холодно. Губерт судорожно расхохотался. — Знаешь, что мне сказала Кутнаерова? Что от меня в школе ожидали большего. Хотя все знали, как меня помели из Тынца! Уж не воображают ли они, что я им буду наизнанку выворачиваться? Я не настолько наивен, чтоб гореть энтузиазмом! Равнодушный? Так они же этого добивались! Разве я не прав? — повернулся он к жене. Но Дагмар упорно молчала, подавляя в себе сложное чувство жалости и разочарования, чего Губерт, конечно, не знал.

Глава десятая

В кабинете замдиректора Гавелки проходило собрание партгруппы. Каплирж с Бендой притащили сюда еще несколько стульев. Анечка Бржизова, директор и Иванка Раухова сидели за журнальным столиком, все остальные расположились вокруг. Бржизова, поигрывая авторучкой, информировала собравшихся о том, какой разговор состоялся между ней и заведующей детсадом. Та считала себя насмерть оскорбленной, но две другие воспитательницы пообещали создать для маленькой Радки оптимальные условия. И на следующий день дети зашли за Радкой домой, взяли ее за руку и спокойненько отвели в детский сад.

— Поразительно! Я бы никогда не поверил, что подобная вещь может произойти у нас! — заметил Гавелка.

— А что тут такого? — изрек многоопытный Бенда. — Вот со мной служил один венгр, так он рассказывал…

— В Вышних Ружбахах, не так ли, Франтишек? — перебила его Бржизова.

— Ага! — подтвердил удивленный Бенда, и остальные заулыбались. — Ты его знала?

— Нет, нет! — сказала председатель партгруппы. — Но дай ты уж нам всем наконец покой со своими Ружбахами!

— Франта, — поинтересовался директор Ракосник. — Правда ли, что вы в Ружбахах оттрубили целых два года?

— Почти. Вот однажды… — вспомнил вдруг офицер запаса Бенда Франтишек, — …наш полк перебросили на Палаву…

— Стоп, Франта!.. — патетически воскликнула Бржизова. Бенда понял, что каждая его военная реминисценция может увести присутствующих от повестки дня, и потому умолк.

— Я полагаю, однако, — Каплирж машинально поднял руку, словно просил слова и одновременно призывал присутствующих утихомириться, — что подобными проблемами должна прежде всего заниматься профсоюзная организация!

Директор Ракосник посмотрел на него и сказал:

— Не все ли равно, кто исправит положение, председатель парторганизации или кто-нибудь еще.

Он повернулся к остальным, ища поддержки, что было вполне естественно.

— Председателю партийной организации следовало бы заняться вещами куда более важными! — не пожелал отступить Каплирж.

Все головы повернулись к нему, Анечка Бржизова спросила:

— Что конкретно ты имеешь в виду?

Каплирж достал из кармана небольшой листочек бумаги и футляр с авторучкой. Бумажку он расправил на колене, словно собираясь что-то записывать, и заявил:

— Например, политическое руководство балом!

Все заговорили непонимающе и удивленно. Гавелка сказал:

— Пепик, ты что дуришь? С каких это пор парторганизация руководит балами? Это дело родительского комитета!

Каплирж пристально глядел на белый квадратик на своем колене и, не поднимая глаз, продолжал говорить:

— Но свое мнение, как член партии, я могу высказать, не так ли?

— Несомненно, — согласилась Бржизова, — но не половинчато. Как, по твоему мнению, мы должны были поступить?

Он опять что-то написал мелким почерком. Присутствующие следили за тем, как бегает острый кончик его пера.

— Вам, видимо, не претит то, что творилось в салоне номер два?!

И вдруг все взгляды сосредоточились на директоре Ракоснике. Почувствовав это, он спросил:

— Ты имеешь в виду историю с роялем?

— Именно ее! — сказал как отрубил Йозеф Каплирж.

— Мальчишеская выходка Камила, не более! — засмеялся Гавелка. — Никто и не предполагал, что он может выкинуть такой номер.

— И ты тоже не предполагал, товарищ Гавелка? — спросил Каплирж тоном генерального прокурора.

— Нет, — честно ответил Гавелка.

— Но ты, как член комитета, знал всю программу.

— Рояль мы помогли втащить в салон, и я был за то, чтобы Камил разыграл его в лотерею.

— Почему же, Йозеф, ты сам не вмешался, не стал протестовать, если тебя так страшно оскорбляло то, что вытворяли с роялем? — пошел в атаку директор Ракосник, ибо понял, что значительную часть вины Каплирж пришьет ему. Впрочем, он сам, не кривя душой, признает, что расправа с инструментом — не самое подходящее занятие и не украшение программы.

— По-твоему, я должен был остановить этих взбесившихся варваров? Но как?.. — Все вокруг лишь улыбались. — Вам безразлично, что политическая работа в школе, влияние парторганизации на общественность сведены к нулю. Вот, например, товарищ Влах, — тут Каплирж иронически усмехнулся, — даже послал свою жену, чтобы и она тоже ударила по инструменту. Как в таком случае должны вести себя остальные родители, если супруга члена партии сама подает пример уничтожения культурных ценностей?