Дальтоник

Сама же осталась сидеть в пустом классе и, положив перед собой часы, от нечего делать принялась проверять тетради 6-го класса «Б».

После звонка на следующий урок никто из ребят в класс не вернулся. Геленка вышла в коридор, пытаясь разузнать что-нибудь у учеников младших классов, осмотрела раздевалку и даже выскочила на улицу, но ретивые журналисты не появлялись. Следующий урок у Геленки был в 7 «Б», и она попросила Бенду, который должен был давать урок в девятом, набраться терпения и подождать в учительской, потому что через несколько минут ребята непременно вернутся.

Она ошиблась. Класс был пуст. Геленка забеспокоилась и побежала в учительскую посоветоваться, как быть дальше. Иванка Раухова успокоила ее, заявив, однако, что Геленка поступила более чем глупо, а сама по собственной инициативе кинулась просить школьного сторожа Поливку, чтобы тот предпринял карательную экспедицию на улицы города. Сторож Поливка сделал это с преогромным удовольствием, ибо уже давно имел зуб на девятый «Б».

Он обнаружил ребят в молочном баре на площади. Встав в дверях, Поливка рявкнул:

— А ну, марш в школу, паршивцы! — и яростнее, чем мифический Циклоп, стал выпроваживать одного за другим из бара, награждая каждого подзатыльником своей привыкшей к лопате рукой. Ребята, спасаясь от него, мчались как угорелые, и, когда Поливка, добежав до школы, заглянул в раздевалку, там уже никого не было, все сидели в классе, чинно и благородно, переобувшись в тапочки, свои собственные или младших соучеников, но это уже никакого значения не имело. На укоризненный вопрос Геленки, как они могли поступить подобным образом, Кутнаер-младший ответил, что быть журналистами им очень понравилось. И вручил ей старательно обработанные интервью. Геленка принялась за чтение без большого энтузиазма: 1) Кем я хотел стать? — Профессиональным пожарником. 2) Кем я стал? — Хроническим алкоголиком. На вопросы отвечал: Клампера А., изобретатель, эх ты, дурачок! (Геленка велела записывать дословный ответ, что поможет охарактеризовать отвечающего!)

Губерт едва сдерживал смех, хотя у него сильно болел указательный палец левой руки. Он положил руку на стол, надеясь, что боль утихнет. Так вот и ходит уже третий день. Неприятно не только потому, что все время дергает, а потому, что бинт мешает работать. В субботу вечером он подпустил самок к самцам — слава богу, скоро спаривание закончится! Самку под номером 12, S/4 — к крупному самцу с темной полосой на коричневой спинке. Он всегда пускает самок в клетку к самцам, потому что самцы, не привыкшие к чужой обстановке, начинают изучать и обнюхивать переплеты клеток, поилки для воды и все, что только возможно, и становятся недееспособными. На правую руку Губерт надел кожаную перчатку и, впустив самочку в клетку сверху, хотел было захлопнуть дверку, но самка, не обратив внимания на самца, резко повернулась и, изловчившись, вцепилась, словно стальными клещами, в палец Губерта. Выдернуть руку из клетки Губерт не мог, потому что самка мешала ему. Он знал, что просто так норка зубы не разожмет, норка — зверь хищный и, почуяв кровь, становится еще свирепей. Губерт нагнулся и стал дуть ей в глаза, он дул долго, пока норка не отпустила его. Губерт вытащил окровавленную руку, запер клетку и кое-как перевязал рану носовым платком. А на кровожадную самку в это время уже набросился нетерпеливый возлюбленный и принялся что есть силы колошматить ее о стенки клетки. Два часа с четвертью Губерт терпеливо стоял над ними, завидуя потенции зверька. Ах, где вы, где же вы, былые годы?! — вздохнул он с иронией. Что же еще ему остается? Вздыхать и иронизировать. Когда любовный акт был наконец окончен, Губерт снова разделил зверьков, растащил по разным клеткам. Палец кровоточил. Дома Дагмар попыталась обработать его, но для верности, хоть он и противился этому, погнала в поликлинику, и там ему всадили какую-то инъекцию. Губерт знал, что укус норки заживает очень медленно и нередко заканчивается заражением крови. Но это уже неизбежная дань зверовода драгоценным хищницам.

— Мне бы очень не хотелось, товарищ Боубеликова! — заявил директор Ян Ракосник подчеркнуто, словно позабыв, что имя этого педагогического несмышленыша — Геленка, — чтобы подобные случаи повторялись! В следующий раз посоветуйся. Для этого мы и прикрепили к тебе шефа!

Геленка опустила свои длинные ресницы, и всем, кто на нее в эту минуту смотрел, послышалось, что она прошептала «да!».

— И еще!.. — Ян Ракосник, как дешевый оратор, выбросил в сторону обе руки. — Кто именно исправил на прошлой неделе письменную работу по чешскому языку Нины Градинской, нам, очевидно, выяснить не удастся! Прошу вас, товарищи, запирайте учительскую! Неизвестно, кто сюда может проникнуть! Здесь у нас находятся ценные вещи!

Прскавец нагнулся к Бенде и захихикал:

— Хотелось бы мне знать какие! Единственное, что могут украсть, — это нас с тобой!

Бенда чуть заметно усмехнулся. Прскавец опять вытянул под столом ноги, готовясь упасть в нежные объятия Морфея.