- "Придурок" по-вашему, - обиженно буркнул он в ответ. - А за зуб, пане директор, сотенной маловато буде!
- Ну, ваще! - выдохнул "качок", с ненавистью глядя на упрямого "ханурика".
Сжимая и разжимая волосатые кулачищи, он с огромным трудом удерживал себя на месте. Хандыбин, развеселившись, не торгуясь, добавил к "компенсации" сто рублей и обидно захохотал:
- Это ты правильно заметил, Перо у нас придурковат, но, что б ты знал, в своем деле он - мастер. Так что предупреждаю еще один, последний раз: обходи его стороной, и больше не задевай. И ты, Перо, запомни: ханурик теперь работает у меня постоянно. Понял?
- Гад он, Кирилл Олегович, падлой буду, гад!
- Все, Перо! Кончай базар. Мы его проверили, а Колянычу лет десять светит!
Обратившись к еще не успевшему прийти в себя капитану уже как к своему человеку, Хандыбин пояснил:
- Тебе, парень, сильно повезло! Во вчерашней драке замели Коляныча, и мой человек в ментовке сообщил, что на него одно старое дело повесили: "пальчики", курва, им на память в свое время оставил. Он, когда помоложе был, фартовым делом занимался - сейфы вскрывал, вырезал у них заднюю стенку. Знаменитый мастер был! И у меня Коляныч по специальности устроился: варил-резал кузовные номера, вот его и заменишь, вроде получается у тебя. Платить буду восемьсот баксов в месяц, сегодняшний стольник не в счет. Поживешь пока здесь, в соседнем гараже. Свобода - как на зоне: в пределах забора ходи где хочешь, только в два дальних гаража не лезь - не дорос еще. За территорию сервиса - или вместе с Пером, или с другими рабочими. Испытательный срок - три месяца. Выдержишь - получишь полную свободу и штуку в месяц, не выдержишь - отдам тебя Перу. То же самое будет, если соберешься увольняться или убежишь. Согласен?
- А кажу ни, шо буде? - задал риторический вопрос "ханурик". - Секир-башка буде! Як пить дать, буде. Потому кажу, согласен. Опять же: иде я стильки грошив напрацюваю?
- Молодец, одобрил Хандыбин ход мыслей своего нового сварщика Горячева, - на вид с дуринкой, а соображаешь! А теперь, чтоб я был спокоен, пожмите с Пером друг другу руки.
Остаток дня капитан провел со сварочным аппаратом в руках, забежав предварительно в медпункт наложить на обожженную ногу повязку. За медсестру в нем по совместительству была Зинаида. Увидев ожог, она ахнула:
- Это кто ж тебя так, Перо?
- Нет, я сам, - нормальным языком ответил ей Алексей, которому надоело уродовать украинский, - производственная травма.
- Ага, щас! - не поверила секретарша. - Штанина-то не повреждена. Не умеешь врать, и не ври! Ах ты, бедненький, - она с состраданием погладила Лешину голову, - сейчас мы тебе ножку подлечим...
Обрабатывая и перевязывая рану, она простодушно щебетала о том и сем. Попутно сообщив, что "Перо - тупой садист и убийца" и что он на нее "давно зарится, да боится директора".
- Вот и все, бедненький, - сообщила она капитану, завязывая бинт. - А ты ничего парень, мужественный, не ныл. Приходи завтра поменять повязку.
Схватив висевший на поясе мобильник и отрапортовав: "Бегу, шеф!", она метнулась в сторону офиса, а Быков отправился в ангар. До конца смены он вкалывал как проклятый под неостановочную болтовню снова прилипшего к нему Виталика. Эта трескотня мешала сосредоточиться на решении непростой задачи: что нужно сделать для того, чтобы в четверг не явиться на Петровку на вечернее совещание в компании к полковнику с закадычным другом Пером.
СРЕДА, 22-55 - ЧЕТВЕРГ 01-47. ОВЕЧКИНА
К ночи похолодало. Злой ветер больно хлестал по щекам жесткими снежинками, похожими скорее на ледяную пыль заполярных буранов. Белые змейки поземки, которые он гнал по обезлюдевшей Петровке в сторону бульвара, не причиняя каких-то дополнительных неудобств, усиливали ощущение арктической стужи. Овечкина и Козлов чинно прогуливались под ручку около входа в сад "Эрмитаж", отчаянно завидуя Баранову, который - чтобы не спугнуть "клиента" - страховал их, сидя в стоявшей неподалеку машине.
- Интересно, как мы смотримся со стороны? - задумалась вслух майор. - Наверно, как двое сумасшедших сторонников здорового образа жизни.
- Уже продрогла? - правильно перевел ее замечание Козлов.
- Ужасно! Не забывайте, что я - автомобилист, а значит растеряла значительную часть нашей национальной холодоустойчивости.
- Н-да, русский народ к холоду привычен. Когда я в первый раз был в Сибири, в славном городе Иркутске, там было минус сорок два градуса. Представьте себе изумление коренного москвича: в первый же час пребывания там я столкнулся с мужичком, весьма плюгавеньким, надо сказать, на вид, который выносил на двор мусор, будучи в майке. До сих пор помню, как от него во все стороны пар валил! Причем на голове у него был треух, а на ногах - валенки...
- Да, впечатляет. Но не забывайте, Климент Степанович, о климатических отличиях: у нас влажность практически никогда ниже шестидесяти процентов не опускается, а там и пятьдесят раз в сто лет бывает! А сухой-то морозец, куда как нежнее!