Дама-призрак. Дело об изящном силуэте. Сборник

Моя девушка сказала: «Ей придется на что-нибудь решиться. Она держит нас в кулаке. Ты делаешь ошибку, ничего ей не говоря. Это только укрепляет ее позиции. Поговори с ней дружески. Пригласи ее куда-нибудь и искренне все расскажи. Ведь вы когда-то любили друг друга, что-то должно было остаться от этого чувства, хотя бы общие воспоминания. Наверняка она еще питает к тебе какую-то симпатию, ты должен этим воспользоваться. Объясни ей, что это будет лучшее решение для вас обоих».

Я купил два билета на ревю и заказал столик в ресторане, куда мы вместе ходили до свадьбы. Придя домой, я сказал ей: «Не провести ли нам вечер вместе, как в старые времена?» Она странно улыбнулась и ответила: «Конечно, почему бы и нет». Я пошел в ванную, а она села перед зеркалом и начала приводить себя в порядок. Под душем я от радости запел. Я подумал, что она мне очень симпатична и в этом вся беда. Она всегда была мне симпатична, и я принял это чувство за любовь. - Он бросил сигарету на пол и раздавил ее. Потом, не поднимая глаз, продолжал: - Почему она мне сразу не сказала, что никуда не пойдет? Зачем было пробуждать во мне надежды? Зачем она злорадствовала, видя меня счастливым впервые за последние полгода? Зачем она сказала, что пойдет, хотя с самого начала решила не ходить? В этом была вся ее натура. Ей доставляло наслаждение видеть меня беспомощным как в мелочах, так и в серьезных делах.

Постепенно до меня это дошло. В зеркале мне было видно, что она смеется. Я держал в руках галстук и хотел его завязать. Она уже перестала делать вид, что собирается, и сидела неподвижно, положив руки на стол.

И все время смеялась, смеялась над человеком, который находится в ее власти. О том, что произошло потом, существует две версии - их и моя. До сих пор они полностью совпадают. Но с момента, как я остановился с галстуком в руке у нее за спиной, версии диаметрально расходятся.

Сначала выслушай мою, правдивую.

Она ждала, когда я спрошу, почему она не собирается. Минуту я смотрел на нее и наконец сделал то, чего она от меня ждала. Я спросил: «Ты не пойдешь со мной?»

Она начала смеяться. Надо было видеть, как она смеялась! До тех пор я не знал, каким оружием может стать смех. Через ее плечо я посмотрел на свое отражение в зеркале и увидел, как побледнел.

Она сказала: «Жаль, если пропадут билеты. Не надо сорить деньгами. Почему бы тебе не пригласить ее? Она заслуживает того, чтобы провести вечер с тобой, но не так, как она себе это представляет».

И в ту минуту я понял, что она будет себя вести так до конца, до самой смерти. А это очень долго! Сжав зубы, я сунул руки в карманы. Не знаю, куда делся галстук, который я держал в руке. Наверное, упал на пол. Знаю только, что я не обмотал его вокруг ее шеи.

Я никогда не поднимал руку на женщину, это не в моем характере. И тогда я не мог этого сделать, хоть она меня всячески провоцировала, не знаю почему. Возможно потому, что знала - меня можно не бояться. Она видела мое лицо в зеркале, ей не нужно было поворачиваться ко мне. «Ударь меня! Посмотри, какой ты герой! Но это тебе не поможет. Можешь любезничать, можешь злиться, но на ней ты не женишься. Этому не бывать!»"-сказала она.

Потом мы наговорили друг другу того, чего не следовало бы говорить. Знаешь, как бывает при ссорах. Но дальше слов не пошло. Я до нее пальцем не дотронулся. Я говорил: «Зачем ты за меня цепляешься? Ведь ты даже видеть меня не хочешь». Она издевалась надо мной: «Чтобы ты меня защитил, если к нам заберутся грабители». Я ей ответил: «Теперь ты уже не дождешься от меня большего». А она заявила: «Ты считаешь, что давал мне больше?»

Я был вне себя от бешенства, вытащил из кармана два доллара и бросил ей под ноги: «Хорошо, что ты мне это напомнила. Я у тебя в долгу. Вот тебе за то, что ты вышла за меня замуж. Оркестру заплачу отдельно».

Знаю, с моей стороны это было грубо и подло. Я схватил шляпу, плащ и выбежал. Когда я уходил, она все еще сидела у зеркала и смеялась. Как она смеялась, Джон! Но я ее пальцем не тронул, она была жива. Ее смех я слышал даже за закрытыми дверьми. Я не мог этого вынести, не стал дожидаться лифта и бегом побежал с лестницы.

Хендерсон долго молчал. Он ждал, пока сцена, которую он воскресил в памяти, исчезнет. На лбу у него выступил пот. Потом он продолжил спокойным голосом:

- Когда я вернулся, она была мертва; полицейские утверждали, что ее убил я. Они установили, что это случилось в шесть часов восемь минут пятнадцать секунд: через десять минут после того, как я хлопнул дверью. До сих пор у меня мурашки по коже бегают, когда я об этом вспоминаю. Убийца, кто бы он ни был, прятался где-то в доме…

- Но ты же сказал, что спустился пешком по лестнице?

- Он мог прятаться на лестнице выше или на чердаке. Может быть, я хлопнул дверью так резко, что она не закрылась, и он вошел. Она, наверное, ничего не успела понять. Может он слышал, как мы ссоримся, видел, как я выбежал. Может быть, она не услышала его потому, что смеялась, а потом уже было поздно.

- Это мог быть человек, который там что-то вынюхивал…