— Сегодня пораньше закончил, пахал целый день как проклятый, не было времени даже чайку попить — не выливать же. А как вы узнали, что я здесь — обычно я раньше девяти вечера не возвращаюсь?.. Хотя чему тут удивляться — вы же сыщик.
Он захлопнул дверь кабины своего фургончика и показал рукой на крыльцо.
— Пойдемте в дом, что ли.
Уже в прихожей Кудеяров обратил внимание, что внутренняя отделка здесь намного проще, чем в доме Карсавина или Марины Лужиной.
— Да-да, — произнес хозяин, заметив, как гость рассматривает пространство вокруг себя, — дом был куплен без отделки, и я сам своими руками все это сделал… И электричество проводил, и водопровод с канализацией. Мороки, конечно, много было, зато сэкономил изрядно. На втором этаже отделка до сих еще не закончена. И времени не хватает, и настроя. Мне одному и так сойдет. А в городе у нас с бывшей женой была большая квартира с видом на залив — семнадцатый этаж, купол Морского собора в Кронштадте виден, и яхты, катера, круизные суда…
— Что ж так? — удивился Павел. — Выходит, что при разводе у вас с бывшей женой получился неэквивалентный обмен. Дорогую квартиру обменяли на недостроенный дом. Не мое дело, конечно, но ведь вы еще и свою фирму ей отдали.
— Я так не считаю, — ответил Эдуард Иванович, — мне достались свежий воздух и свобода, а это для меня самое главное. А в городе я уже задыхался и от атмосферы, и от жены, которая была вечно чем-то недовольна. А что касается фирмы — бог с ней: у меня есть колеса, есть работа — правда, почти каждый день за рулем, да еще приходится грузчикам помогать, но грех жаловаться — на хлеб хватает.
— Одна машина у вас?
— Да, правда, я заключил договор аренды с одним местным, что беру его машину вместе с водителем. Я сейчас выставил свой «мерс» на продажу, если повезет, хватит денег еще на один фургончик.
— Местный, случайно, не Саша Сорокин?
— Он самый, — кивнул Дробышев, — хороший парень, повоевал, немного контужен, но это ведь не помешало ему права получить. Зато он очень сильный, в одиночку может письменный стол или шкаф на пятый этаж без лифта поднять.
Эдуард Иванович протянул гостю тапочки и сказал, что готов ответить на все вопросы на кухне, где он собирается приготовить ужин.
— Хотите разделить со мной трапезу? — предложил он. — Сегодня у меня гречневая каша с бараниной. Баранина, правда, консервированная, зато фермерская.
— Да у меня несколько вопросов всего, а потом по другим адресам бежать надо.
Прошли на кухню, Кудеяров поставил на стол диктофон, чему очень удивился хозяин дома.
— Без протокола будете вести опрос? А вот местный следователь меня три часа допрашивал, вопросы и ответы заносил в компьютер, распечатал потом, дал мне расписаться…
— Вы уже дали показания, и этого достаточно, — ответил Павел, — я просто уточняю для общей картины: вам же известно, что преступник не установлен и не задержан.
— Да, — негромко ответил хозяин дома и добавил еще тише: — Бедная Алечка.
— В каких вы были отношениях с убитой?
— В дружеских. Я был еще женат, когда с ней познакомился. То есть я сначала обратил на нее внимание: она выходила гулять с собачками, и собачек всегда было разное количество. Я понял, что она кинолог, подошел к ней и заговорил. Вы не представляете, какой это милый и обаятельный человечек… То есть она была очень милой и приветливой девушкой. Потом как-то мы с женой шли на пруд, и она поздоровалась. Ларка сразу мне: «Что, дескать, за швабра?» Она была всегда немного бесцеремонная. А потом уже, когда я стал свободным человеком, мы встречались с Алечкой иногда, беседовали о разном.
— Дома у нее бывали?
— Разумеется, я с проводкой ей помог — пришлось переделывать, потому что силовых кабелей у нее в доме практически не было — все с малым сечением, а у нее и духовой шкаф, и микроволновка: все могло вспыхнуть в один прекрасный момент. То есть в момент совсем уж не прекрасный. Но сейчас чего уж об этом вспоминать!
— Простите, но у вас были близкие отношения?
— Я считаю, что да. Но непостельные, если вы об этом: мы были близки по духу, по отношению к жизни.
Хозяин наполнил водой кастрюльку, поставил ее на плиту. И Кудеяров задал вопрос его спине.
— Эдуард Иванович, вы в курсе, что очень многие в поселке считают, что вы были любовниками?
Дробышев повернулся к Павлу:
— Можно обращаться ко мне просто Эдик: я привык к такому. Чувствую себя моложе своих сорока семи. Я же был старше Алечки на двадцать лет. Конечно, я делал ей предложения: руку и сердце предлагал, проще говоря. Предлагал ей сожительствовать, если замуж не хочет, но она всегда злилась, считала, что я издеваюсь над ней, шучу так непозволительно.
— Было такое, что она вас ударила как-то при свидетелях?
Дробышев вздохнул и признался:
— Было. Меня пригласили в гости соседи: а я взял с собой Алечку. А потом, когда уже посидели изрядно, я сказал хозяевам, что собираемся уходить, потому что нам с Алечкой пора в постельку. Но Алевтина в тот вечер тоже хватанула изрядную дозу алкоголя: все тогда пили коньяк, а она разбавляла его колой. И тогда она дала мне пощечину.