Дама с чужими собачками

— Нет, конечно, Аля не такая была. Вы зачем-то на это все время намекаете.

Они разговаривали еще некоторое время, потом привезли пиццу и кофе капучино. Курьер смотрел на Францева, Францев на Хорошко, но тот словно не замечал обращенных на него взглядов, открыл коробку, посмотрел на пиццу, наклонился, понюхал и с наслаждением, растягивая слова, произнес:

— Нормальная, слава богу.

Потом, все же увидев, как на него смотрит участковый, догадался.

— Я заплатить должен?

— А как ты думаешь? У МВД кредитный портфель уже пуст.

Хорошко рассчитался, потом он не спеша поглощал пиццу и запивал ее капучино. Чтобы не мешать ему, Францев вышел на воздух, увидел, как подъехал служебный «Ауди» Кудеярова. Павел вышел и спросил:

— Как прошло?

— Еще проходит, — вздохнул Николай, — в настоящее время свидетель под камеру поглощает пиццу. Я от него, если честно, устал. У него мозгов как у пятнадцатилетнего. А плакать он готов в любой момент, как семилетний. Там, кстати, еще одно заинтересованное лицо выявляется.

— Заинтересованное в чем? — не понял Павел.

— В смерти Черноудовой. Девушка рвалась в Канаду и тащила туда парня, а мать Саши была против этого. К тому же мама обладает некоторыми финансовыми возможностями: покупает сыну новенький «Фольксваген Пассат», потом новую квартиру.

— Продолжим вместе, — предложил Кудеяров, — то есть ты продолжаешь, а я присутствую.

Они вошли и увидели, как паренек доедает пиццу.

— А кофе закончилось, — произнес Хорошко с таким удивлением, как будто пластиковый стаканчик опустошил не он сам, а кто-то другой.

— Закончился, — поправил его Николай, а потом продолжил: — У нас есть растворимый.

— Но если ничего другого нет, то давайте.

Францев открыл крышку электрочайника, проверил наличие в нем воды и нажал на кнопку.

— Я поприсутствую при вашей беседе, — предупредил Кудеяров, — моя работа в том и заключается, чтобы проверять, нет ли нарушений во время проведения расследования.

— Хорошо, — согласился на этот раз Александр, — я не против. Пока все нормально, а то некоторые знакомые предупреждали меня, что, возможно, будут бить.

— Дадите потом телефоны этих знакомых, — попросил Павел, — я созвонюсь с ними, встречусь, если нужно, а коли выяснится, что против них были нарушены законы и нормы, то виновные понесут самое жестокое наказание.

— Я подумаю, — согласился Хорошко.

— Итак, продолжаем нашу беседу, — объявил Николай, — мы остановились на том, что…

— Але действительно угрожали. Только я не знаю кто. Пока вас не было, я вспомнил, — не дал ему договорить молодой человек, — ей угрожали по телефону в моем присутствии. Про женщину-стриптизершу уже говорил, а в другой раз требовали какие-то деньги. Она ответила, что как появятся на счету, так сразу отдаст, а если каждый урод будет из-за каких-то несчастных двадцати тысяч корчить из себя Аль Капоне, то с ним разберутся очень быстро.

— Это было из-за того самого колодца, — напомнил Францев Кудеярову.

— Наверно, поэтому мама и дала ей на колодец, — сообразил молодой человек.

— А заплатил в результате Холодец.

— Какой Холодец? — удивился паренек. — Я знаю одного Холодца — Сергей Холодцов, только он не был знаком с Алей.

— Вы просто не знаете всего круга общения вашей подруги. Кстати о Холодце, с которым вы так же знакомы: что можете сказать о нем?

— Да я не знаю его так хорошо: просто ребята сказали, что он пытался здесь рэкетом заниматься. К ним подошел как-то со своими пацанами. И потребовал, чтобы стрелку забили своей крыше. Таксисты удивились, потому что давно так уже не наезжали. Связались с диспетчером. Диспетчер с кем-то еще. Очень скоро подъехал сам Уманский со своим водителем. Они зашли на пустырь за Домом культуры, а потом вернулись. Те двое, что были с Холодцом, были хорошо побиты, еле шли, а у Холодца челюсть раздута. Холодец дал каждому таксисту по пять тысяч, сказал, что это за беспокойство, и они уехали. А потом он уже появился в ресторане и стал телохранителем директорши. Больше я про него ничего не знаю.

— Саша, — не выдержал Кудеяров, — вы хотите оказать помощь следствию?

— А что же я тут сейчас делаю?

— Знаете, с чего начинается расследование каждого преступления? — спросил Павел.

— С выяснения, кто преступник.

— Нет, с вопроса — кому выгодно? Ровно две тысячи лет назад римский юрист Кассий Лонгин Равилла советовал судьям всякое судебное разбирательство начинать с этого вопроса. На латинском он звучит как куи продест или куи боно. И вот с того самого времени…

— Я понял, — встрепенулся Хорошко, — то есть вы предлагаете мне подумать…

— Думать вообще полезно иногда, — подключился Францев.