Дама с единорогом

— Почему ты так решила? Не потому ли, что на земле оказался твой баннерет?! — Барон сердито сдвинул брови. — Я ничего не заметил. Но, даже если и было что, граф заслужил свой приз. На твоём месте я бы радовался успехам жениха.

— Волею Вашей я его невеста, но сердцем своим — нет.

— Мне нет дела до твоего сердца! — рявкнул Джеральд, с трудом подавив желание дать ей затрещину, оттаскать за волосы. — Вы помолвлены, ты станешь его женой.

— Отец, Вы хотите, чтобы я умерла? — Она чуть не плакала. — Да, если Вы прикажите, я выйду замуж за графа, но быстро зачахну и умру.

— С чего тебе умирать? Будешь жить, как у Христа за пазухой, и меня каждый день в молитвах благодарить! Пустоголовая дрянь, бестолочь, неужели прозябание в нищете с этим молокососом прельщает тебя больше, чем беззаботная жизнь с графом?

— Но я ведь люблю его…

— Ах, так у тебя любовь! — За этим последовала увесистая затрещина. — Мне давно нужно было выпороть тебя, чтобы выбить всю дурь из твоей головы, а я всё чего-то ждал, старый дурак! Ничего, посидишь на хлебе и воде — вмиг протрезвеешь и на коленях приползёшь ко мне просить прощения. Упрямая девчонка, я хочу тебя осчастливить, а ты…

— Но я же люблю другого, как же я буду лгать пред лицом Бога, клясться в вечной любви к графу? — Жанна потерла ладонью горящую от удара щёку.

— Безмозглая пигалица! — Как же ему надоели её бесконечные капризы! — Запомни раз и навсегда, что тебе нужно молить Господа не о какой-то там любви, а о выгодном замужестве. А твоя любовь… Много ты из неё денег добудешь? Любовь пройдёт сразу после свадьбы, а сделанного не воротишь.

— Ну и пусть! Я не могу солгать перед алтарем, я не могу обманывать мужа!

— А ты и не обманывай!

— Но ведь я должна буду поклясться любить его вечно!

— Не любить, а уважать, почитать и быть ему верной до конца своих дней. Не нужна ему твоя любовь! И тебе его не нужна. Любовь — только помеха браку.

— Я понимаю, но всё равно не могу. Я знаю, это противно Вашей воле. Видит Бог, я, как послушная дочь, никогда бы не пошла против Вас, но это сам Господь велит мне поступить так, ведь это он вселяет любовь в наши сердца.

— Не богохульствуй! Твоё упрямство происходит от Дьявола, а не от Всевышнего. Неблагодарная, так-то ты отплатила мне за заботу?! Я твой отец — моя воля — закон! — рявкнул Уоршел, вконец теряя терпение. — Норинстан — счастье всей твоей никчемной жизни!

— Да, отец. Но…

— Нет, вы только её послушайте! К ней сватается граф — а она нос воротит! Я до сих пор удивляюсь, с чего бы он к тебе посватался. Такой отец для твоих детей — а ты привередничаешь! Дождёшься ведь, что я тебя в монастырь отдам!

— Вы так хотите выдать меня замуж, потому что сами женитесь? — тихо спросила девушка.

Отец не выдержал и ударил её. Жанна потеряла равновесие и упала, больно ударившись плечом о постель.

— Не твоё дело, соплячка! — в бешенстве орал барон. Он ударил её снова, снял пояс и несколько раз от души вытянул её по спине. Она не кричала, она боялась кричать. — Ты выйдешь за графа, мерзавка, ты будешь делать всё, что я тебе прикажу! Поняла?

— Нет, не выйду! — крикнула девушка, закрыв лицо руками. По щекам градом катились слёзы. Сжавшись в комок, она ожидала новых побоев. И они последовали.

— Не выйду, не выйду, не выйду! — верещала Жанна, увертываясь от ударов.

— Выйдешь, чёртова кукла! — Отец пару раз энергично тряхнул её за волосы.

— Нет! — уже не так уверенно возразила баронесса. На неё обрушился громкий поток отцовской брани, закончившийся очередными побоями. Правда, после этого барон ушёл.

Плечи Жанны сотрясались от рыданий. Скрючившись, она лежала на постели, плотно прижав локти к телу. Губа кровоточила. Ссадины, оставшиеся от тяжёлой отцовской пряжки, ныли; всё тело было в синяках. Её никогда вот так не били. Не избивали.

Из-за загородки крадучись вышла Джуди, заохала и заахала при виде госпожи. Баронесса подняла голову и посмотрела на неё сквозь пелену спутавшихся, растрепавшихся волос, слипшихся от слёз. Она велела принести какую-нибудь плошку с водой и долго тупо смотрела на разбитую губу, огромный густо-фиолетовый синяк на плече и оплывшую красную отметину на лице. Ничего, это пройдёт, только вот спине очень больно. Поставив кувшин с водой на место, Жанна снова заплакала, сетуя на горькую судьбу. Джуди, как могла, пыталась её успокоить.

— Не плачьте, — говорила она. — Всё переменится к лучшему, уж поверьте!

— Да, да, — всхлипывала баронесса, — но будет слишком поздно!

— Поздно? Для чего? Никогда не бывает слишком поздно. Утрите слёзы, вспомните о своём возлюбленном.

— Только мысли о нем и согревают мое сердце, — вздохнула девушка.

— Только не плачьте, госпожа! — взмолилась служанка. — Не начинайте сызнова!

— Ах, на свете нет человека прекраснее баннерета Леменора! Если бы ты только видела, как он был хорош! — Жанна утёрла слёзы и улыбнулась. — Жаль, что его конь теперь немного хромает.

— Ничего, он купит себе другого, приедет к Вам, помирится с Вашим батюшкой…