Дама с горгульей

Когда Любовь Михайловна ловко сервировала ужин для Агриппины с Сокольским, голова ее была занята все теми же мыслями. Вот уж кто жук, так это он, Артем Георгиевич. Видно, когда в субботу сообразил, что хозяина могли пристукнуть, тут же мозгами пораскинул и пришел к очевидному выводу, что Агриппина, пусть и не красавица, а невеста хоть куда, капиталец ей папочка о-го-го оставит. Теперь Илюшке Тиховлизу придется покрутиться, чтобы девушку не упустить. Гриппа-то «женишка» и раньше не очень жаловала, а теперь против Сокольского тому и вовсе не выстоять. Кто он против Сокольского? Так, сопля в галстуке. Любови Михайловне снова вспомнился видный глава департамента безопасности, и она довольно крякнула. Да, вот мужик так мужик. За такого любая пойдет. Статный, импозантный. Хотя вроде и не записной красавец, а есть в нем что-то этакое. То ли на Шона Коннери похож, то ли на Грегори Пека. Или на этого, из молодых… Как его? Ах да, на Хью Джекмана (представления Любови Михайловны об идеальном мужчине сложились еще до появления на экранах Брэда Питта и Роберта Паттисона).

Повариха закончила сервировку.

– Даша! Иди поднос забери. Агриппина Вольдемаровна велела в библиотеке накрыть.

– Не пойду я туда, – привалилась к дверному косяку щекастая горничная. – Пусть Ирка сходит. Я ее сегодня боюсь, Агриппину. Они там с Сокольским как с цепи сорвались. Видали, как Смурова отделали? – заговорщицким шепотом спросила Даша.

– Так было за что этого старого прохиндея. Давно уж пора. А то больно о себе большого мнения был. Теперь хвост поприжали, вот и забегал, – довольно усмехнулась Любовь Михайловна, на дух не выносившая заносчивого камердинера. – А тебе-то чего трястись? Вроде ни в чем плохом не замечена. Или нет?

– Так… Даша, Любовь Михайловна, что опять за болтовня? Ужин подавать кто-нибудь собирается? – появилась на пороге кухни взнервленная и непривычно краснолицая Чеслава Зиновьевна. – Мало я сегодня за вас выслушивала? Дашка, быстро взяла поднос и рысью в библиотеку! Да смотри не сверни куда по дороге. В порошок сотру, – уже почти нормальным голосом закончила домоправительница. – Любовь Михайловна, плесни чего-нибудь успокаивающего.

– Чего? Коньяку, что ли?

– Да нет, что ты! Чаю травяного или валерьянки.

– Чай есть, Галина Станиславовна от нервов пьет. Хотите?

– Давай. Лиза еще не спускалась?

– Нет. Небось марафет наводит. А то скоро хозяйка явится, а она вся в пятнах, как зебра.

– Зебра в полосках, – поправила, садясь за стол, Чеслава Зиновьевна.

– Ну, тогда как жираф.

– Звали, Чеслава Зиновьевна? – раздался за их спинами тихий, прямо-таки пришибленный голос.

– Звали, – оборачиваясь к Лизе со строгим, как у группенфюрера СС, взглядом, ответила домоправительница. – Выкладывай.

– Что? – часто заморгала Лиза.

– За что тебя Агриппина Вольдемаровна так… – Чеслава Зиновьевна замялась, подбирая слово, и закончила не совсем уверенно: – Так отчитала.

– Да не отчитывал меня никто, – надулась Лиза. – Просто она спросила про Никиту, ну я и расстроилась. Почему, кроме меня, никто о нем не вспоминает? Пока жив был, все девицы ему на шею вешались, даже Дашка со своими булками вместо щек. А умер, так и не вспомнил никто ни разу! – В каждом Лизином слове прорывались невыплаканные слезы.

– Ты ври, да не завирайся. То, что у вас с ним шуры-муры были, еще не повод из себя вдову героя строить. А Никиту нам всем жалко. Только не все из этого спектакль устраивают. – Чеслава Зиновьевна отвернулась, сделала не спеша несколько глотков чаю из кружки. Затем милостиво распорядилась: – Ладно, отправляйся, приведи себя в порядок, а то Елена Сергеевна скоро прибудет. Незачем ей такую твою физиономию видеть. Марш!

Лиза, сверкнув довольно глазами, скрылась за дверью.

– Вот лиса! Врет ведь, наверное, – глядя ей вслед, заметила Любовь Михайловна.

– Врет, конечно, только из нее все равно ничего не выжмешь. Придется подождать. Может, потом все выяснится. А Смурову, похоже, придется чемоданы собирать.

– Почему? – оживилась повариха.

– Пока не знаю. Но мне сердце подсказывает. Видела бы ты, как ему вслед Сокольский смотрел.

Глава 8

Артем сидел у себя в кабинете, было одиннадцать часов утра.

Сегодня ему доставили копии протоколов допроса гостей злосчастной вечеринки, и теперь он, разложив их перед собой, тщательно анализировал каждый. Рядом на столе были разложены графики передвижений подозреваемых в отрезок времени с восемнадцати до двадцати часов тринадцати минут.

Выспавшись, Сокольский вспомнил вчерашний день и пришел к выводу, что Агриппина с ее прагматическим складом ума, пожалуй, права. Составленный ею график значительно облегчал задачу, сузив временной интервал до двадцати трех минут. Если выяснить, чем занимались подозреваемые в этот короткий отрезок времени, вычислить убийцу будет легко.

Поэтому теперь он с особой тщательностью изучал протоколы допросов. Любое упоминание могло либо доказать чью-то вину, либо вывести кого-то из черного списка.