Дама с рубинами. Совиный дом

Советница и на другой день не перестала сердиться, никого не желала видеть. К ней входила только горничная, и когда ландрат, возвратившись в двенадцать часов со службы, попросил позволения войти, ему отказали, так как нервы старой дамы были еще слишком расстроены и ей был нужен покой. Он пожал плечами и больше не пытался нарушить добровольное заточение своей матери.

Немного погодя он сошел вниз, в бельэтаж, в ожидании лошади, которую велел для себя оседлать.

Маргарита была одна в предназначенных для дедушки комнатах, где заканчивала уборку. Ей надо было еще засветло ехать в карете в Дамбах, чтобы завтра утром возвратиться вместе с дедушкой.

Они уже сегодня виделись с Гербертом. Он побывал рано утром в пакгаузе, принес ей поклон от маленького брата и успокоил насчет больной, которой нисколько не повредило вчерашнее потрясение, напротив, доктор нашел, что она быстро идет на поправку.

Теперь Герберт пришел, чтобы посмотреть, как она тут все устроила. Маргарита поставила красивый старинный, принадлежащий Лампрехтам шахматный столик под полку для трубок. Ландрат оглядел от двери уютную комнату.

– Ах, как здесь хорошо! – воскликнул он, подходя ближе. – Наш больной не пожалеет о своем уединенном павильоне. Я рад, что он наконец поселится с нами. Мы будем вместе ухаживать за ним и заботиться о его удобствах и здоровье. Да, Маргарита? Это будет прекрасная жизнь!

Она стояла, отвернувшись, поправляя складки портьеры.

– Для меня нет ничего приятнее, чем быть с дедушкой, – отвечала она, не оборачиваясь. – Но маленький брат теперь тоже имеет на меня права, и привыкнет ли к нему так скоро старик, чтобы переносить его присутствие, – это еще вопрос. Так что мне придется делить свое время между ними обоими.

– Совершенно справедливо, – согласился ландрат. – Однако надо выяснить еще одно. Ничего не может быть естественнее, чем-то, что молодые стремятся к молодым, и мы, двое стариков – мой добрый отец и я – не можем требовать, чтобы ты жертвовала нам все свое время. Но не найдешь ли ты возможность уделять нам иногда вечерком часок-другой для беседы, а? Ты согласна?

Она обернулась к нему с легкой улыбкой, а он уже взял со стола цилиндр, и его незастегнутое пальто позволило увидеть безупречно сшитый элегантный фрак.

Он заметил ее удивленный взгляд.

– Да, сегодня мне предстоит много дел. Во-первых, я должен сообщить отцу о переменах, произошедших в вашем семействе, а во-вторых… – Он приостановился на минуту и прибавил поспешно с внезапной решимостью: – Ты первая слышишь это от меня, даже мать моя еще ничего не знает – я еду на обручение в Принценгоф.

Она побледнела как полотно и невольно схватилась за сердце.

– Так я могу наперед пожелать тебе счастья? – почти беззвучно проговорила она.

– Нет еще, Маргарита, – удержал ее Герберт, и на лице его внезапно выразилось глубокое волнение, однако он быстро овладел собой. – Сегодня вечером я заеду на обратном пути в Дамбах, и ты увидишь своего дядю счастливым.

Ландрат сделал прощальный жест рукой и поспешно вышел. Не прошло и нескольких минут, как он уже ехал по рынку.

Маргарита осталась неподвижно стоять у окна. Судорожно прижав к груди руки, смотрела она на простиравшееся над рынком небо, покрытое серыми тучами.

Кровь будто остановилась в ее жилах, и она почувствовала смертельную усталость, словно ее поверг на землю какой-то удар. Вот до чего она дошла…

Несколько месяцев назад мир казался ей слишком тесным, и в своей гордости, молодом веселье и стремлении к свободе она не признавала никаких оков, а теперь в ее жалком уме преобладала одна мысль и ее бедное сердце беспомощно корчилось в прахе, будто отданное на осмеяние тем, кто охотно пресмыкается по земле и ненавидит и преследует людей с гордой душой.

Но свет не должен знать о мучивших ее мыслях, о ее сердечной ране. Сколько людей хранили всю жизнь и уносили с собой в могилу тайну, о которой никто не подозревал! И она постарается найти в себе силы для такого подвига, научится спокойно смотреть в глаза, имеющие над ней такую власть. Чего бы это ей ни стоило, она будет ласкова с ненавистной красавицей, будет бывать в доме, где ее высокородная тетушка станет полновластной хозяйкой.

Через некоторое время Маргарита спустилась в общую комнату и начала собираться в Дамбах. Тетя Софи ворчала, что она не выпила кофе и не притронулась к пирогу, специально испеченному для нее смущенной Бэрбэ, но молодая девушка вряд ли слышала то, что ей говорили. Она молча завязывала ленты шляпы, потом вдруг обняла тетю Софи за шею, внезапно почувствовав страстное желание, как в детстве, найти убежище на груди тетки и рассказать ей на ухо все, что волновало сердце, – любящая воспитательница всегда умела ее успокоить.

Но нет, не надо поддаваться слабости – тетя не должна знать, что она несчастна, это причинит ей боль.