Дама с рубинами. Совиный дом

Огни на фабрике давно погасли, во дворе было тихо, и только злая цепная собака выскочила с громким лаем из конуры, когда молодая девушка проходила ворота. В поле гудел весенний ветер, обещающий с наступлением ночи превратиться в бурю; непокрытые волосы Маргариты разлетались от его теплого и влажного дуновения, которое приятно ласкало ее лицо.

Было очень темно, на небе не виднелось ни одной звездочки; тяжелые низкие тучи нависли над землей, готовые разразиться теплым дождем.

Этот дождь разрушит оковы природы, благодатные слезы потекут с ветвей на грудь матери-земли и снимут белый саван с ее лица.

О, если бы можно было выплакать свое горе и не смотреть сухими пылающими глазами на полный невыразимой скорби жизненный путь!

Куда она шла? Она устремилась на свет, тот губительный огонь, который убивает ночную бабочку, обжигая ей крылья. И если бы из окон того дома, куда ее влекло, вырвалось навстречу ей всепожирающее пламя, она и тогда не смогла бы остановиться и неудержимо понеслась бы на верную смерть.

Она почти бежала по дороге через поля. Скрип плотного снега под ее ногами был единственным звуком, нарушавшим ночное безмолвие, но, когда она свернула с тракта и перед ней открылись обширные цветники Принценгофа, ветер донес до нее из замка несколько громких аккордов.

Вероятно, за роялем сидела невеста. Это не была, конечно, святая Цецилия с вдохновенным лицом – своими роскошными формами и ярким румянцем она напоминала скорее рубенсовских женщин; ее густые светлые волосы блестели при свете люстр и красивые пальцы скользили по клавишам. Но нет, эти пальцы не могли извлечь из инструмента таких изумительных звуков: Элоиза фон Таубенек играла дурно и без души, что доказала еще так недавно!

Но кто же был этот невидимый музыкант, очевидно, принимавший участие в сегодняшнем празднике? Бурное ликование и восторг слышались в его исполнении.

Из окон северного фасада лился яркий свет. Обширная лужайка, пестревшая летом клумбами цветов, лежала теперь однообразным белым полем вплоть до шпалер с розами, отделявших его от вымощенной площадки перед домом, на которой снег лежал тонким слоем, так как его постоянно счищали. Маргарита дошла сюда, не встретив ни души.

Теперь, умерив шаг, она подошла к окнам. Зачем? Что было ей тут нужно? Она не отдавала себе в этом отчета – ее гнала сюда таинственная сила, как гонит буря оторвавшийся лист. Она должна была бежать сюда, хотя знала, что вид счастливой пары разобьет ей сердце.

В зале, где стоял рояль, шторы были опущены, за их прозрачной тканью не было заметно никакого движения – по-видимому, все неподвижно слушали игру. Но три окна соседней комнаты, близ которой остановилась молодая девушка, не были занавешены. Яркий свет люстр лился через оконные стекла и заставлял выступать из глубины комнаты висевшие на стенах княжеские портреты. Это была столовая, здесь проходил обед после помолвки, и теперь два лакея убирали со стола, рассматривая на свет неполные бутылки и допивая оставшееся в рюмках вино.

Заключительные аккорды музыкальной пьесы давно смолкли, а Маргарита все стояла около одной из низкорослых шаровидных акаций, которые через определенные промежутки прерывались шпалерами роз. Ветер отбросил ей волосы со лба и висков и осыпал ее хлопьями снега, падавшими с жестких ветвей деревца. Но она этого не чувствовала. Сердце ее стучало как молот, дыхание сдавливалось в груди, а горящий взгляд безостановочно блуждал по всем незанавешенным окнам – в каком-то из них должна же была наконец показаться счастливая пара.

Какое безумие стоять здесь в бурю и непогоду и ждать смертельного удара!

Вдруг на противоположном конце дома отворилась дверь, из слабоосвещенных дверей вышел мужчина и стал спускаться с низкого крыльца, между тем как дверь за ним запирали.

Застигнутая врасплох девушка на минуту как бы окаменела от испуга. Шпалера роз мешала броситься через лужайку и скрыться в темноте поля, но и до нее ей надо было прежде пробежать всю длинную, ярко освещенную площадку перед домом. Однако выбора не было – она уже была замечена и только быстрота ног могла спасти ее от неизбежного унижения. И Маргарита помчалась по площадке, достигла проезда к западному крылу замка и бросилась в поле.

Ветер подхватил ее и понес, как снежинку, облегчая бег, но ни он, ни быстрота ног не могли спасти девушку – шаги преследующего ее мужчины все приближались. Дорога стала скользкой, девушка поскользнулась, упала на одно колено и в ту же минуту с невыразимым ужасом почувствовала, как ее обхватила и подняла сильная рука.

– Наконец-то ты мне попалась, насмешница! – воскликнул Герберт, обнимая и другой рукой задыхающуюся и трепещущую всем телом девушку. – Посмотрим, как ты теперь от меня вырвешься. Я тебя не выпущу добровольно. Неосторожно попавшая в мои сети насмешница по праву принадлежит мне. Неужели это действительно ты, Маргарита? А пришла-таки «в дождь и в бурю», – продекламировал он дрожащим от едва сдерживаемого ликования голосом.

Напрасно старалась она высвободиться, он только крепче прижимал ее к себе.

– О боже, я хотела…