Дама с рубинами

— Да, вы добры и милосердны, но при всем желании не сможете отбросить общепринятые мерки, — воскликнула больная, с большим усилием приподнимаясь на подушках. — И вы, наконец, будете осуждать нас, когда узнаете, что мы предъявили требования и не можем представить доказательство. О, милосердный Боже, только один светлый луч в этом непроглядном мраке!.. Нас выгонят, и сын Бланки не будет знать, куда приклонить голову; этот ребенок, ради которого она должна была пожертвовать своей молодой жизнью…

Побледнев, как полотно, Маргарита взяла руку старой женщины.

— Не надо этих намеков, — попросила она, с трудом сдерживая свое собственное страшное волнение, от которого у нее бурно колотилось сердце и захватывало дыхание. — Скажите мне прямо, что тяготит ваше сердце? Я буду спокойна, каковы бы ни были эти разоблачения.

Старый живописец поспешно наклонился над больной и прошептал ей на ухо несколько слов.

— Она еще не должна знать? — спросила старушка, с неудовольствием поворачивая голову, — а почему? Что же ждать, когда ты вернешься из Лондона? А если — с пустыми руками, то это навсегда останется покрыто непроницаемым мраком? Нет, пусть она хоть знает, что из отцовского дома выгоняют законного наследника, потому что он не может представить ничего письменного. Макс — вам такой же брат, как и тот злой, что сидит в конторе, — сказала она с неумолимой решительностью молодой девушке, — Бланка в течение года была вашей матерью, — она была второй женой вашего покойного отца.

Больная в изнеможении опустила голову на подушку, Маргарита же в течение нескольких мгновений стояла, как окаменелая. На нее подействовало не столько внезапное раскрытие самого факта, сколько яркий свет, в одно мгновенье озаривший целый ряд различных непонятных явлений.

Да, значит, именно этот тайный брак так ужасно омрачал последние годы жизни ее отца; она знала теперь, он нежно любил сына от второго брака, но тем не менее не находил в себе мужества открыто признать его. Она знала также, что в тот ужасный момент, когда он боялся, что его любимый сын лежит убитый под обломками обвалившейся крыши, в нем созрело твердое решение восстановить его в своих правах. «Завтра утром там, наверху, разразится буря, такая же яростная, как та, которая теперь потрясает наш дом», — сказал он в ту бурную ночь, указывая на верхний этаж. Смерть избавила его от столкновения с предрассудками высшего света, которых он так боялся, но какой ценой!..

— В ваших руках нет никаких письменных доказательств? Вы, кажется, так сказали? — сдавленным голосом проговорила молодая девушка.

— Никаких, — беззвучно ответил старый живописец, и в его взгляде, брошенном на молодую девушку, выразилось горькое разочарование, — по крайней мере таких, которые имеют силу пред законом; покойный взял их к себе после смерти моей дочери, но потом они бесследно исчезли.

— Они должны найтись и найдутся, — твердо произнесла молодая девушка, а затем пошла в кухню и тотчас же снова вернулась, держа маленького Макса за руку. — Он всю жизнь будет мне милым братом, — она обняла одной рукой мальчика, а другую, как бы охраняя, положила на кудрявую головку, — этот ребенок является для меня священным наследием моего отца. Никто не был посвящен в тайну последних лет его жизни, только мне он под конец сделал некоторые намеки; правда, они были загадочны для меня, но теперь я знаю их разгадку; если бы мой отец прожил еще два дня, то этот бедный сиротка уже давно бы носил наше имя. Но я не успокоюсь до тех пор, пока не исполню его последней воли и желания, которое пред смертью всецело поглощало его ум и сердце. Не говорите больше, — протягивая руку, сказала она больной женщине, которая с выражением полного счастья на лице силилась что-то ответить, — теперь вы должны отдохнуть. Не правда ли, Макс, бабушке надо поспать, чтобы она скорее опять была здоровой?

Мальчик кивнул головой, погладил руку бабушки и снова занял свое место у постели, тогда как молодая девушка в сопровождении Ленца вышла в столовую. Там в глубокой оконной нише он шепотом коротко сообщил ей некоторые подробности. Маргарита тихо плакала; потрясение было слишком сильно, но ради больной она мужественно сдерживала волнение; теперь же наступила реакция, и она больше не могла сдерживать слезы облегчения.

Перед уходом она еще раз заглянула в спальню. Маленький Макс, указав на бабушку, приложил палец к губам; она спала, по-видимому, крепко и сладко. Больная сняла тяжесть со своей души, и существо, более молодое и сильное, взяло ее на себя.

Несколько минут спустя Маргарита снова поднималась по лестнице на чердак пакгауза; она шла, как во сне. Прошло не более получаса с тех пор, как она, ничего не подозревая, спускалась по этим самым ступенькам; но какую перемену обстоятельств заключали в себе эти полчаса! Теперь ей было ясно, почему отец взывал ее к любви и верности! Он обвинял себя в роковой слабости — боязни, что высший свет подвергнет его опале и презрению вследствие его второй женитьбы; вот что отравляло его существование!..