Дама в автомобиле, с ружьем и в очках

Я сказал Аните, что через полчаса позвоню ей домой, на авеню Мозар. Она должна была собраться, чтобы, как и предполагалось, пойти на фестиваль рекламных фильмов. Я опишу ей по телефону, во что вы одеты, пусть она приготовит для себя что-то похожее. Она не понимала, что я имею в виду. Она была очень бледна, а на щеках от слез остались дорожки туши. Она выглядела абсолютно потерянной. Я сказал, что теперь ей нужно быть красивой, естественной и хорошо держаться.

Я вернулся к своей машине, оставленной на улице Трамбль, метрах в пятидесяти от ворот виллы Коба, и поехал прямо в агентство. По пути я закурил первую сигарету с тех пор, как вышел оттуда днем. Было почти пять часов. Я выпроводил из своего кабинет Мюше, пытавшегося показать мне набор объявлений. Думаю, что впервые за всю карьеру этого графомана его сочинения так быстро попали в типографию. Я буквально вытолкал его за дверь. В ящике стола нашел расписание самолетов из Парижа. Выписал оттуда часы отлета и прилета тех рейсов, которые могли мне понадобиться ночью. По внутреннему телефону позвонил секретарше и попросил, чтобы вечером мне доставили на дом два билета компании «Свиссэйр» на Женеву, вылет завтра в два часа. Я попросил ее собрать для меня досье фирмы «Милкаби». Потом выпил стакан спиртного, кажется водки, и поднялся этажом выше к вам в офис.

Я впервые оказался там с тех пор, как вы его занимаете. Вас не было, и я сперва решил попросить вас найти, но потом подумал, что это привлечет ненужное внимание. Я воспользовался вашим отсутствием, чтобы осмотреться, заглянуть в выдвижные ящики и в вашу сумку, брошенную на столе. Разумеется, я пытался найти что-то дополнительное, что могло бы подкрепить мой план, но, прежде всего, я искал вас, хотел больше узнать о вас при помощи окружавших вас бытовых предметов. Чем дольше вы отсутствовали, тем больше я боялся того момента, когда вы появитесь. Я не знал, кто окажется передо мной. Я смотрел на висящее на вешалке у стены белое пальто. Дотронулся до него. От него пахло духами Аниты, что меня сперва удивило и оттолкнуло, но потом подбодрило. Если неожиданно следы этих духов обнаружат на вилле Монморанси или в Вильнёве – Анита ездила туда с Кобом на прошлой неделе, – то, скорее всего, это припишут не ее, а вашему присутствию. Но в этой комнате было что-то другое, исходившее от этого пальто, что-то необъяснимое, но вполне ощутимое, что занимало меня больше всего остального, правильнее сказать, тревожило. Теперь я полагаю, Дани, это было предчувствием того, что со мной должно будет произойти, вопреки всем моим стараниям – вопреки этой долгой гонке без сна, днем и ночью, когда я мчался сюда как одержимый, каким, впрочем, я был все эти годы.

Я никогда прежде не видел светловолосое создание, внезапно возникшее в дверях, оно было совершенно для меня чужим. Ни одна из ваших черт, Дани, ни один из ваших жестов, ни одна интонация вашего голоса в этом залитом солнцем кабинете, который, казалось, я целиком заполнил своим присутствием, не совпадали с тем образом, который я составил. Не знаю, может быть, потому, что вы были слишком близко или слишком реальны. От вас веяло такой спокойной уверенностью, что мне даже показалось, что все, что происходит со мной, – это сон. Я крутил в руках слоника на шарнирах. Я почувствовал, что от вас не ускользает моя растерянность, что и у вас в голове мелькают мысли, короче, что вы живая. Согласно моему плану, манипулировать Жюлем Кобом было несложно. Я мог по своей прихоти перемещать его с места на место, как неодушевленную вещь, даже заставить его пережить какие-то события, поскольку он был мертв. Вы же, что было еще более парадоксально, казались мне полной загадкой, вы таили в себе миллионы непредсказуемых поступков, и было достаточно одного, чтобы погубить меня.

Я вышел. Потом вернулся, потому что забыл сказать нечто важное. Вы не должны говорить сослуживцам, что вечером едете работать ко мне. Я пошел в бухгалтерию и взял наличные из черной кассы. Положил пачку купюр прямо в карман пиджака, как поступал и до этого, во время войны, когда мне было двадцать. Именно на войне обнаружился мой единственный талант – я мог продать что угодно кому угодно, даже то, что покупается легче всего, а стоит всего дороже, – я мог продать пшик. Новенькая машинистка, не знаю ее имени, уставилась на меня с глупым видом. Я велел ей заниматься своим делом. Я позвонил своей секретарше, велел, чтобы она отнесла мне в машину досье «Милкаби», пачку машинописной бумаги и копирку. Я видел, как вы шли по коридору в белом пальто. Я заглянул в редакцию и услышал знакомый шум. Гошеран раздавал конверты с зарплатой и премиальными. Я попросил дать мне ваш. Потом вернулся к вам в офис. Я был уверен, что вы оставили записку, чтобы объяснить свое отсутствие коллегам.