— И два кофе, пожалуйста, да-да, именно два!
Валантен упорхнул. Можно было подумать, он испытывал чувство глубокого удовлетворения оттого, что сейчас поставит на столик перед Мартой нечто иное, чем ее обычный отвар вербены.
Хотя в момент, когда был сделан заказ, он слегка растерялся. Марте даже показалось, что он колеблется, не решаясь уточнить, действительно ли речь идет о «двух кофе», но что-то ему мешает задать прямой вопрос.
Марта прыснула со смеху, удивленная собственной дерзостью.
А теперь, когда обе чашки стояли перед ней, пришла ее очередь растеряться: «его» здесь не было. В столь тщательно обдуманном и тысячу раз просчитанном плане оказалась непредвиденной одна возможность: даже на секунду она не могла себе представить, что его здесь не окажется. Всегда, открывая дверь «Трех пушек», она видела, что Человек-с-тысячей-шарфов уже тут, за столиком, и собака у его ног, и он рисует в своем блокноте редких в эту пору посетителей.
Да и вообще — он попросту ДОЛЖЕН был быть здесь!
Марта совершенно дезориентирована. Ее теперешнее ощущение настолько странное, такое смутное… Нет, это не только разочарование. Разочарование, оно-то ей хорошо знакомо: это — когда кто-то из ее детей, к примеру, Селина, да, Селина чаще, чем Поль, точно, чаще, отменяет обещанный приход с малышами, а все вкусненькое уже на столе и кока-кола, купленная для такого случая, стынет в холодильнике. Или еще: когда она просыпается оттого, что в бедре невыносимо колет, так и стреляет, причем еще и часа вроде бы не прошло после приема снотворного, и это вынуждает вдруг засомневаться в медицине, привычном для нее объекте культа, служащем предметом повседневных размышлении.
На этот раз Марта чувствует себя как будто преданной, униженной, едва ли не раздавленной.
Преданной
Марта вновь переживает картину, рисовавшуюся ей все утро.
Она, независимая женщина, старая дама, просит Валантена отнести чашку кофе Человеку-с-тысячей-шарфов. Тот удивлен и взволнован. Он кланяется ей, благодарит, потом приглашает присоединиться к нему. Она — так изысканно, так непринужденно: «Но разве я не должна вам эту чашечку кофе?». Он — поспешно, но очень любезно, поправляя при этом белый шелковый шарф: «Господь с вами, мадам, напротив, это я в долгу перед вами, это я обязан вам счастьем — ведь вы согласились разделить со мной кофе вчера…»
Марта сердится. А как не сердиться?.. Ох, до чего же смешно и глупо все получилось. Идиотская затея с этим кофе, идиотская картина, да еще сколько времени потрачено на то, чтобы обдумывать ее во всех подробностях и разукрашивать, будто какая-нибудь романтичная проказница-девчонка.
«Романтичная»… Ведь говорили же ей, много раз говорили!.. Сначала — отец, который буквально преследовал за малейшие причуды слишком, на его взгляд, чувствительную и чересчур экстравагантную юную особу. Потом Эдмон, чьи принципы вкупе с чванством окончательно придушили в ней последние порывы фантазии, природную мечтательность…
Да, это могло бы быть смешно и глупо, но…
Марта кладет сахар в одну из чашек и задумчиво размешивает его ложечкой.
Это не смешно и не глупо по одной простои причине, которая оформляется в ее голове под воздействием кофейного аромата.
Причина проста и бесспорна: Марта забавляется.
Несмотря на предательство, несмотря на смехотворность положения, в которое она попала, скорее всего, по «его» вине и в котором находилась с половины четвертого пополудни вчерашнего дня до этого же времени сегодня, Марта забавляется, Марте ужасно весело.
Настолько, что она забывает о кроссворде. Настолько, что она выпивает две чашки кофе подряд без малейшего признака сердцебиения.
Старая дама, которая забавляется, не перемещается в пространстве так, как старая дама, которую жизнь двигает туда-сюда, не сообразуясь ни с какими доводами рассудка, подобно скучающему игроку, который лениво переставляет туда-сюда пешку на шахматной доске.
Даже Валантен это заметит.
Когда Марта выходит из «Трех пушек» с плетеной кожаной сумочкой в руке, она наслаждается каждым шагом, несмотря на колющую боль в левом бедре, отчего ногу приходится немножко подволакивать.
~~~
Перейдя от чая к кофе, Марта изменила многое в своей жизни — так, будто ее существование поднялось на ступеньку вверх.
Все оставалось, как было, но — с повышением на градус.
Например, она стала сыпать больше соли в пищу, позволила себе увеличить количество тостов за завтраком, сделала громче звук радио и телевизора. Она хотела теперь прибавить силы шумам. Она хотела теперь прибавить яркости краскам. Даже совершенно привычные предметы стали иными на вес и на ощупь. Марта нуждалась в более конкретных ощущениях, она нуждалась в большей близости между вещами и людьми.