Даманский. Огненные берега

Мы должны быть в полной готовности, товарищи офицеры. Хочется верить, что тревога ложная – китайцы побряцают оружием и уберутся, но на всякий случай следует быть готовым ко всему. Разумеется, я далек от мысли, что они отважатся на полномасштабное вооруженное вторжение, но инциденты с применением огневых средств возможны. На всякий случай я бы проработал пути эвакуации мирного населения из жилого городка.

– Вы же не думаете, Иван Терентьевич, что они будут обстреливать жилые дома? – нахмурился замполит.

– Не знаю, Михаил Евгеньевич. Все происходящее напоминает сумасшедший дом – давайте уж без обиняков. Не могу избавиться от ощущения, что мы столкнулись с коллективным помешательством наших «меньших братьев». Они словно натаскивают себя, доводят до исступления – сегодня на льду мы это прекрасно видели. Они будут лезть, пока не получат по шапке. На что способны китайцы в таком состоянии, мы не знаем. С сегодняшнего дня приказываю усилить наряды и смотреть во все глаза…

– Скажи на милость, что опять случилось? – воскликнула Настя, втаскивая его за грудки в полутемную прихожую. – Я слышала от соседей, что драка была, но вроде без выстрелов, бегала в часть, но меня не пустили. Что произошло, Паша? Чем все кончилось?

– Они поженились, – хмыкнул Павел. Настя включила свет в прихожей и ахнула:

– Мамочка дорогая, кто тебя избил?! Куда ты влез, горе мое луковое?

– Это синяки от солнечных ударов, – шутливо отбивался Павел. – Я Родину защищал, дорогая. На нее сегодня вероломно покушались.

Она стаскивала с него одежду, щепетильно ощупывала, потом стирала зеленку, намазывала новую, сокрушалась, что вышла замуж за такое хулиганское недоразумение! Неужели с людьми, приходящими с той стороны, нельзя разговаривать без кулаков? Что за привычка по малейшему поводу распускать руки? Как его начальство терпит? Он отворачивался, пряча улыбку, терпел медицинское вмешательство. Потом успокаивал, доказывал, что хуже сегодняшней драки ничего не будет, китайцы все поняли, ушли побитые и пристыженные, больше не сунутся…

Глава 7

В субботу 1 марта на заставе был парково-хозяйственный день – как и каждую субботу в Вооруженных силах. Занятия не проводились. Часть личного состава несла боевое дежурство, остальные занимались хозяйственными делами. На дальнем берегу Уссури было подозрительно тихо. С наблюдательных постов докладывали: на китайской стороне все спокойно, изредка появляются патрули с автоматическим оружием, засекли пару аналогичных наблюдательных точек: китайцы с оптическими приборами разглядывают советскую территорию. Было не по себе. Все происходящее напоминало затишье перед бурей.

После обеда капитан Стрельцов вызвал Павла к себе.

– В 18.00 заступаешь на суточное дежурство по заставе, лейтенант. За два часа до наряда пройдешь инструктаж, потом можешь сбегать домой. Отвечаешь за все наше хозяйство.

– Слушаюсь, товарищ капитан, – козырнул Павел. – А разве не Курочкин должен заступать?

– Вот вместо него и пойдешь, – огорошил начальник заставы. – Отравился наш Курочкин. Еда не приходит одна, как говорится. Непонятно, что съел, но пучит человека, в медсанчасти напоили таблетками и домой отпустили. Может, обойдется, встанет в строй. Так всегда и бывает… – Стрельцов досадливо щелкнул пальцами, – когда не надо, все здесь. А когда надо – хрен кого добудешь. Морошко болен, Курочкин занемог, замполита завтра в отряд вызывают – в связи с назревающими выборами. Понимаю, что это важно, знаковое политическое событие, но все же так оголить ответственный участок… В общем, служим за себя и за того парня, уяснил, лейтенант?

Ночь на заставе прошла спокойно. Пограничные наряды уходили, возвращались, солдаты грелись у печки, урывками спали. Дежурные с наблюдательных постов докладывали о подозрительной тишине на территории сопредельного государства. Вроде есть там кто-то, таращатся из темноты сотни злобных глаз – аж мурашки бегут по коже. Но никаких провокаций, все тихо.

В девять утра – досадное ЧП, по счастью, не связанное с притязаниями на советскую территорию! Рядовой Бабаев ушел ночью в самоволку, пробрался в поселок, пробыл там три часа и перед рассветом вернулся в казарму! В поселке его и засекли, телефонировали дежурному на заставу.

Котов схватился за голову – пропади он пропадом, этот Бабаев! Не может без выкрутасов! Лейтенант кипел от злости, оставил пост на несколько минут, побежал в казарму.

Старшина Фролов смущенно отворачивался, делал вид, что он вообще не в курсе. Павел припер дневальных к стенке, потребовал ответа: когда ушел? Когда вернулся? Те отворачивались – сдавать товарища не принято. Ничего не видели, ничего не слышали. Мало ли что могло произойти? А вдруг дневальный на тумбочке отвернулся, в этот момент кто-то и проскочил? А когда Бабаев возвращался, тоже отвернулся или в туалет по-быстрому вышел? Вы же умный, товарищ лейтенант, сами придумайте что-нибудь…

В Советской Армии своих не сдавали. Будь проклята эта круговая порука! Ложное чувство товарищества – вот что это такое!